Воспоминания о моей жизни

На другой день внезапно в штаб приехали Гутор с Духониным. Входя в комнату, Гутор с укоризной сказал мне: «Зачем, зачем послали вы такую телеграмму?!» Оказывается, она была получена, когда в штабе фронта находился Керенский. Наступление 18–19 июня он считал своим детищем; оно, в параллель с прошлогодним наступлением Брусилова, даже было окрещено именем Керенского. Свободная армия показала себя настоящими сынами отечества! И вдруг находятся малодушные генералы, которые отрицают это! Гутор, по-прежнему оптимист и узкий солдат, приехал, очевидно, нас подбодрить. Справимся со всеми затруднениями, снова атакуем… И назначил даже число – 30 июня. Предполагалась атака всем фронтом.

Но не в одной 11-й армии шли в войсках митинги. Явление это с удвоенною пышностью расцвело повсюду. Психология тылового писаря, препиравшегося с Керенским в Окопе, одолевала.

Надо было сызнова «навинчивать» полки; дело шло хуже и медленнее, чем в первый раз. Пришлось отложить наступление на середину июля.

11-я армия была усилена двумя корпусами – 25-м и 45-м (шесть дивизий).

Но, как узнали мы гораздо позже, после войны, и противник против нас получил подкрепление в пять дивизий 3-го и 10-го корпусов, переброшенных с французского фронта. Там все было спокойно, а наша атака оказалась достаточно – и неожиданно – тревожной. Нужно было предупредить повторение и помочь ходу русской революции.

Между тем она углублялась теперь на фронте и без помощи немцев. Как только часть попадала в резерв, на нее набрасывались вкрапленные в тыл армий агитаторы, большевики и полубольшевики, и через день-другой в этой части начиналось брожение. Число «заболевших» полков и целых дивизий росло. Нашей контрагитации уже не хватало. Бунтовщики, вооруженные и с пулеметами, занимали в тылу позиции и окапывались. Против этих укрепленных лагерей приходилось высылать «ударные батальоны» или кавалерию, которая, к счастью, не поддавалась пропаганде. Надежными также оставались артиллеристы.

В тылу разыгрывались, таким образом, междоусобные маневры и даже маленькие бои с боевыми патронами. Бунтовавшая часть окружалась; высылали переговорщиков; брали людей в полон и разоружали. Из офицеров в таких полках и батальонах заодно с мятежниками оставались только единицы – революционные карьеристы.

Самым ярким примером такого карьериста был штабс-капитан лейб-гвардии Гренадерского полка Дзевалтовский. Кадровый офицер этот с очевидною польскою кровью прогремел как неукротимый председатель солдатского полкового комитета, ставшего на «платформу» мирного и сытного существования в тылу, без начальства и без боевых тревог. Разбойничья банда эта выгнала всех офицеров с командиром полка во главе, и в один прекрасный день мы нашли их в саду главной квартиры 11-й армии, расположившимися живописным лагерем под кущами деревьев.

Как раз в это время (начало июля) нам был передан, ввиду предстоявшего наступления, 1-й Гвардейский корпус, и его части квартировали в тылу армии между Езерной и Тарнополем. Изгнанники-офицеры лейб-гвардии Гренадерского полка и явились, на законном основании, под крыло штаба 11-й армии.

Понадобилось снарядить «карательную экспедицию», чтобы покорить отложившихся лейб-гренадер и арестовать их атамана.

К счастью, полки родной 1-й гвардейской дивизии удерживались от развала успешнее; нечего и говорить, каких усилий это стоило кадровому офицерскому составу. Старых офицеров оставалось мало, а среди нового поколения «прапорщиков» было достаточно зыбких натур, поддавшихся революционному угару. Помню, как-то в Кременец приехал ко мне один такой прапорщик-измайловец из Петербурга. В мое командование это был довольно расторопный унтер-офицер – конный разведчик, в котором трудно было угадать будущего демагога! Теперь он держал себя со мной «на равной ноге» и развязно пытался поучать, как и что нужно делать. Но он не принес непосредственного вреда полку, так как отделился от него и «работал» на стороне. Отделился, впрочем, не совсем по своей воле. От него удачно отделалось начальство.

Несмотря на заколдованный круг, в котором приходилось вращаться армии, она все же продолжала деятельно готовиться к тому, чтобы вырваться из этого круга и снова атаковать противника. Стратегическая цель оставалась той же: помочь союзникам!

Великодушие это, в условиях, когда мы не знали, как помочь самим себе, поощрялось военными представителями союзных армий. В штаб 11-й – ударной – армии наезжали французские, английские, румынские и итальянские генералы и офицеры. Они «бодро смотрели вперед» и уверяли нас, что еще одна решительная победа, и российская новорожденная республика станет на ноги! Итак, не задумывайтесь и идите на штурм!

Во время знаменитого митинга с Керенским после победы 18–19 июня мне случилось, между прочим, стоять рядом с капитаном французского Генерального штаба Н.