Воспоминания о монастыре

Часто во время болезни, если то была и вправду болезнь, может быть, просто-напросто собственная воля Блимунды, нашедшая себе убежище в тайниках ее существа, медленно возвращалась обратно, так вот, часто появлялся в усадьбе Доменико Скарлатти, вначале только чтобы проведать Блимунду, узнать, не наступило ли наконец улучшение, затем разговоры его с Балтазаром стали более долгими, а как-то раз он снял покрывало с клавесина, сел за него и стал играть, музыка была нежная и мягкая, боязливо срывалась со струн, дрожавших так слабо, словно их задела крылом бабочка, которая парит неподвижно в воздухе, потом взлетает вверх и тут же снижается, и звуки эти как будто не связаны с пальцами, что снуют по клавишам, догоняя друг друга, как может быть, чтобы пальцы порождали музыку, если у клавиатуры есть первая клавиша и последняя, а у музыки нет ни конца, ни начала, пришла она из мира, что по ту сторону от левой руки моей, уйдет в мир, что по ту сторону от правой руки моей, по крайней мере в распоряжении у музыки есть две руки, а у иных богов всего лишь одна. Быть может, этого лекарства и желала Блимунда, на него в глубине души уповала, ведь каждый из нас сознательно лишь на то уповает, что ему уже известно, или похоже на нечто уже известное, или на то, что, по слухам, приносит пользу, уповаем мы на язык святого Павла, да только за время повальной болезни прибрежный песок был весь просеян сквозь сито, на плоды полевой вишни, на гордониевы пилюли, на корень чертополоха, на французский эликсир, хоть, может, это всего лишь безобидная мешанина, от которой та польза, что нет вреда. Блимунда не ожидала, наверное, что при звуках музыки расширится грудь ее от вздоха, который сопутствует лишь смерти да рождению, наклонился над нею Балтазар, боясь, что возвратившаяся было жизнь тут же ее покинет. В ту ночь Доменико Скарлатти остался в усадьбе, играл до самого рассвета, и Блимунда открыла глаза, слезы медленно катились у нее по щекам, будь здесь медик, сказал бы он, вероятно, что выходят дурные гуморы из зрительного ее нерва, расстройство коего вызвано тем, что было оскорблено ее зрение, может быть, так оно и есть, может быть, слезы и в самом деле всего лишь средство, облегчающее муки, причиненные оскорблением.

В течение недели ежедневно, невзирая на дожди и ветры, добирался музыкант по жидкой грязи дорог в Сан-Себастьян-да-Педрейра и играл по два-три часа, покуда Блимунда не окрепла настолько, что смогла вставать, она садилась возле клавесина и слушала, еще очень бледная, и погружалась в музыку, словно в глубины моря, но мы-то знаем, что по морям она не плавала, крушение она потерпела не на море. А затем здоровье восстановилось очень скоро, если только оно и в самом деле изменяло ей. И поскольку музыкант больше не появлялся, то ли из тактичности, то ли потому, что его удерживали в Лиссабоне обязанности капельмейстера, коими он, возможно, пренебрегал все эти дни, и уроки музыки, временное прекращение которых вряд ли огорчало инфанту, Балтазар и Блимунда заметили, что отец Бартоломеу Лоуренсо исчез и глаз не кажет, и это их обеспокоило. Однажды утром, когда распогодилось, они направились в город, идя на этот раз рядом, и во время разговора могла Блимунда глядеть на Балтазара и видела только его самого, тем лучше для них обоих. Люди, которых встречали они дорогою, были словно запертые ларцы, словно сундуки под замком, неважно было, улыбаются они либо насуплены, незачем тому, кто смотрит, знать о том, на кого он смотрит, более, чем этому последнему ведомо. А потому Лиссабон казался таким безмятежным, несмотря на выкрики уличных торговцев, на перебранки соседок, на перезвоны колоколов, на выкрики тех, кто молится перед нишами со статуями святых, на звуки фанфар, доносящиеся с одной стороны, на барабанный бой, доносящийся с другой, на пушечные выстрелы, возвещающие о прибытии и отплытии кораблей на Тежо, на бормотанье нищенствующих монахов и звяканье их колокольчиков. У кого есть воля, тот пусть держит ее при себе и пользуется ею, у кого нет оной, пусть выходит из положения как может, Блимунда больше слышать об этом не хочет, набрала, сколько нужно было, и хватит с нее, она одна знает, чего ей это стоило.