Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации

Вначале я не понял его ответ, но спустя несколько дней внезапно понял, что Бхагаван говорил с позиции джняни: для него нет ни «реализовавшего Самость», ни «нереализовавшего ее». Есть только Самость. Ярлыки, такие как «просветленный» или «непросветленный», – это представления, не имеющие никакого смысла, не существующие в реальности. Давая мне этот ответ, Бхагаван отказывался общаться со мной на уровне концепций. Он отказался играть в игру навешивания ярлыков «просветленный /непросветленный», в которую любят играть все «непросветленные». Этим ответом Бхагаван продемонстрировал, что он вышел за пределы всех возможных ярлыков и представлений.

Я отправился к названому человеку и в его присутствии нашел подтверждение всему, что говорил мне Бхагаван.

С тех пор как произошли описываемые мною события, прошло больше двадцати пяти лет. Я все еще чувствую, что Бхагаван со мной – не в абсолютном смысле, как Брахман или Атман, а как близкий человек, каким мы ощущали его, пока он был в физическом теле. Есть нечто, для чего я не могу подобрать слов, – могу лишь назвать это «присутствием Бхагавана». Иногда оно имеет форму, а иногда бесформенно. Когда оно внезапно снисходит на меня, оно волнует и повергает меня в трепет; ощутив присутствие Бхагавана, я чувствую, как у меня текут слезы. Глубинные эмоции поднимаются на поверхность; меня переполняет счастье, и сердце готово выскочить из груди и взлететь в небо. Таково сияние его Сердца. Это Сердце мира.

Оглядываясь на тот краткий промежуток времени, проведенный с ним, и на те годы, когда я ощущал – хоть и не так сильно – его присутствие, продолжавшее вести меня, я иногда задаюсь вопросом: «Кто такой Бхагаван? Что он значит для меня?» Я не могу дать четкий ответ на этот вопрос, но все же попытаюсь, рассматривая некоторые известные мне случаи, когда он приводил людей к трансформации.

Первое, что я должен сказать, – он открыл мое сердце. Я не имею в виду, что он дал мне возможность лучше узнавать и выражать свои эмоции. Сейчас все понимают выражение «открыть сердце» именно таким образом. Но я говорю о почти физическом процессе.

Сердце словно распахивается настежь, и сияние божественной энергии захлестывает ум; эта энергия наполняет все существо счастьем и выжигает все представления о разделенности, – причины всех наших страданий.

Когда я впервые увидел Бхагавана, одного взгляда издалека было достаточно, чтобы понять, что это тот самый человек, которого я искал всю жизнь. Мое непосредственное переживание в его присутствии, окончательно укрепило это убеждение. Сидя перед ним, я ощутил и осознал всепроникающую, всепобеждающую любовь, которой не в силах был сопротивляться. Используя слово «любовь», я не уверен, что оно в полной мере отражает непреодолимую движущую силу, с которой Бхагаван излучал эту растворяющую энергию. Если я скажу, что эта сила, растворяющая ум, вновь и вновь наносила мне сокрушительные удары, подобно грому и молнии, вы лучше поймете, каким мощным было его присутствие. А может, и не поймете – я обнаружил, что не ощутивший эту энергию на себе не может по-настоящему понять это. Вы возможно получите представление о неком величественном существе, излучающем свет, но не познаете это на своем собственном опыте.

С этой проблемой я сталкиваюсь каждый раз, когда начинаю говорить или писать о Бхагаване. Настоящий Рамана Махарши невообразим, и потому неописуем. Например, кто может по-настоящему описать счастье? Мы можем пережить мгновение чистой, ничем не омраченной радости, но когда начинаем описывать ее, снова возвращаемся к своему эго. Мы используем свою память и свой ум, чтобы вспомнить мгновение, которое уже минуло. Послевкусие этого счастливого мгновения может оставаться в уме (и даже в теле), но все же мы передаем словами то, что было нашим переживанием, – а оно не было ни умственным, ни словесным. Могу сказать, что мое переживание Бхагавана было чистым счастьем, но не могу передать словами это истинное ощущение бытия в настоящем моменте, в абсолютном сейчасье.

Я несколько месяцев провел в присутствии, казалось бы, хрупкого, старого, умирающего человека, бессильно лежавшего на диване. Все мы любили эту форму и дорожили ею, но также знали, что она – лишь сверкающий бриллиант, отражающий свет, которым в действительности являлся Бхагаван. Чистый свет его состояния реальности, в котором отсутствует эго, был невообразим, он был за пределами любых словесных описаний, а значит я могу описать лишь бледную тень настоящего Бхагавана.