его в долгий ящик никак не следует, чтобы иметь возможность воспользоваться рассказами
людей, знавших поэта, пока их воспоминания не утратили еще свежести недавно
прошедших событий.
Для начала мы представляем здесь очерк первой эпохи, для которого мы пользовались
запискою о детстве поэта, сообщенною нам Варфоломеем Григорьевичем Шевченком,
воспоминаниями Ивана Максимовича Сошенка и, преимущественно, рассказами сестры
поэта Ирины Григорьевны.
Как настоящий очерк, так и последующие, которые мы имеем намерение представить
здесь же, предлагаются преимущественно с целью вызвать поправки и дополнения, с
помощью которых можно бы было впоследствии приступить к составлению возможно
полной и вполне достоверной биографии славного нашего поэта.
ДЕТСТВО ШЕВЧЕНКА (1814 — 1828)
...Як побачу
Малого хлопчика в селі,
Мов одірвалось од гіллі,
Одно-однісіньке пд тином
Сидить собі в старій ряднині.
Мені здається, що се я,
Що це ж та молодість моя...
Дед Шевченка (со стороны отца) по ремеслу был
его. Родители его были крепостные крестьяне помещика Энгельгардта; отец родом из с.
Кереливки, а мать — из с. Моринцов (оба села Звенигородского уезда).
Женившись, отец Тараса Григорьевича, по распоряжению помещика, переселился на
короткое время (года на полтора) из Кереливки в Моринцы. Во время этого переселения и
родился наш поэт, в 1814 г., 25 февраля. Таким образом, родиною Шевченка было с.
20
Моринцы. а не Кереливка, как думали до сих пор *. Но подрос и стал помнить себя он уже в
Кереливке, почему и все детские воспоминания его связаны с этим селом.
* Тарас Григорьевич всегда считал своею родиною с. Кереливку, что можно видеть и из «Письма» его к
редактору «Народного чтения», но все родные Тараса Григорьевича положительно утверждают, что он
родился в с. Моринцах.
Первые годы детства Тараса Григорьевича прошли незаметно. В семье его сохранилось
предание, что Шевченко в раннем своем детстве любил очень есть землю: бывало, не
досмотрят за ним — /21/ животик у Тараса и вздует, точно в болезни какой; расспросят, и
окажется, что он земли объелся.
О раннем своем детстве поэт вспоминает в одном из великорусских рассказов
(«Княгиня»), писанных им в ссылке. Приводим это место здесь.
«...Передо мною наша бедная, старая, белая хата, с потемневшею соломенною крышею
и черным
яблони цветник, любимец моей незабвенной сестры, моей терпеливой, моей нежной
няньки. А у ворот стоит старая развесистая верба, с засохшею верхушкою; а за вербою стоит
клуня, окруженная стогами жита и разного всякого хлеба; а за клунею, по косогору, пойдет
уже сад, а за садом —
ручеек, уставленный вербами и калиною и окутанный широколиственными, темно-
зелеными лопухами. А в этом ручейке, под нависшими лопухами, купается кубический,
белокурый мальчуган; выкупавшись, перебегает он долину и леваду, вбегает в тенистый сад
и падает под первою грушею или яблонею, и засыпает настоящим невозмутимым сном.
Проснувшись, он смотрит на противоположную гору, смотрит, смотрит и спрашивает у себя:
«А что же там за горою? Там должны быть железные столбы, что поддерживают небо. А
что, если бы пойти да посмотреть, как это они его подпирают? Пойду да посмотрю! ведь это
недалеко». Встал и, не задумавшись, пошел он через долину и леваду прямо на гору. И вот
выходит он за село; прошел царину, прошел с полверсты поле; на поле стоит высокая,
черная могила. Он вскарабкался на могилу, чтоб с /22/ нее посмотреть, далеко ли еще до тех
железных столбов. Стоит мальчуган и смотрит во все стороны: и по одну сторону — село, и
по другую сторону — село, и там из темных садов выглядывает трехглавая церковь, белым
железом крытая; там тоже выглядывает церковь из темных садов и тоже белым железом
крытая. Задумался мальчуган: «Нет, — думает он, — сегодня поздно, не дойду я до тех
железных столбов; а завтра, вместе с Катрею, — она до
железным столбам; а сегодня
подпирают небо». И, скатившись кубарем с могилы, он встал на ноги и пошел, не
оглядываясь, в чужое село; к его счастию, встретились ему чумаки и, остановивши,
спросили: «А куди мандруеш, парубче?» — «Додому!» — «А де ж твоя дома, небораче?» —
«В Керелівці!» — «Так чого ж ти йдеш у Моринці!» — «Я не в Моринці, а в Керелівку йду».
— «А коли в Керелівку, так сідай на мою
Посадили его на
он погоняет себе волы, как ни в чем не бывало. Подъезжая к селу, он увидал свою хату на
противоположной горе и закричал весело: «Онде, онде, наша хата!» — «А коли ти вже
бачиш свою хату, — сказал хозяин воза, — то і йди собі з богом». И, снявши мальчугана с
воза, спустил его на землю и, обращаясь к товарищам, сказал: «Нехай іде собі з богом!» —