Воспоминания о Тарасе Шевченко

выучил часослов и псалтырь. Потом перешел он к священнику Нестеровскому, у которого

выучился писать, и затем почему-то снова возвратился к Бугорскому. Вероятно, об этом

наставнике вспоминает Шевченко и в «Письме» своем к редактору «Народного чтения» и в

рассказе «Княгиня». /24/

У Бугорского, как и Губского, Шевченко, по преданию, учился хорошо, но учитель никак

не мог помириться с его непосидчивостью, чему впрочем и сам бывал причиною по своей

непомерной с ним строгости. Тарас очень часто бросал школу и обыкновенно в это время

скитался по разным пустырям. Любимым убежищем его в таких случаях был сад

односелянина Шевченков — Жениха.Здесь, в калиновом кустарнике, беглый школяр

устроил себе уютное убежище от школьной розги: очистив площадку и высыпав ее песком,

он сложил себе из дерну нечто вроде постели и уединялся сюда, когда становилось ему не

под силу терпеть школьные муки *. В этом убежище Шевченко оставался иногда по

нескольку дней при помощи своих сестер, которые снабжали его в таких случаях съестным

и вообще покрывали проказы брата, чтоб избавить его от лишних пинков дьяка и мачехи **.

Как проводил время Шевченко у Жениха в калине, об этом сохранилось у него

воспоминание в «Послании к А. О. Козачковскому»:

Давно те діялось. Ще в школі,

Таки в учителя-дяка,

Гарненько вкраду п’ятака —

Бо я було трохи не голе

Таке убоге — та й куплю

Паперу аркуш. I зроблю

Маленьку книжечку. — Хрестами

І візерунками з квітками

Кругом листочки обведу

Та й списую Сковороду

Або Три царіє; со дари ***.

Та сам собі у бур’яні,

Щоб не почув хто, не побачив,

Виспівую та плачу...

В это же время Шевченко перестал стричься, стал носить волосы в кружок, как у

больших;сам сшил себе шапку вроде конфедератки и всеми этими «странностями» обращал

на себя внимание не только товарищей своих, но и старших...

Подобными же странностями, вероятно, вызвал Шевченко у отца и тот предсмертный

приговор его, который сообщен выше.

* Ирина Григорьевна, рассказывая нам об этом, прибавила: «Натерпівся-таки Тарас у тій школі, товкли

його там, як його гамана; часом не витерпе та що скаже, то все йому єсть...»

** К сестрам Тарас Григорьевич питал особенную любовь: они были его единственнымидрузьями

детства; с товарищами своими Шевченко, по преданию, не любил водиться и ни к одному из них не

привязывался, как бывает у детей; даже с братьями-детьми он был довольно холоден. Вся его детская

привязанность сосредоточивалась на сестрах. Старшая из них, Катерина Григорьевна, была нянькою

поэта и заменяла ему, насколько могла, умершую мать. Она умерла в первую холеру (1830). Самые

нежные отношения к меньшей сестре, Ирине Григорьевне, Шевченко сохранил до самой смерти.

Приезжая на родину, он обыкновенно останавливался у нее и при этом любил беседовать с ней, как он ее

выкупит, как она с детьми будут вольными,как он устроит ее жизнь. Особенно много на этот мотив

23

говорил Шевченко в последний свой приезд на родину, в 1859 г.; но смерть не дала ему исполнить

задушевных его желаний.

*** Вирша, сочинение киевских бурсаков, которую они распевали на рождественских праздниках. /25/

Никита Григорьевич, старший брат поэта, попробовал было приучать его к хозяйству, но

все попытки были напрасны: Тарасу Григорьевичу скоро наскучали эти занятия, и он, не

задумываясь, бросал волов в поле и уходил бродить на свободе.

Так прошло детство Тараса Григорьевича. Мы видим, что маленький Шевченко со

многим не мирился в окружавшей его среде и заметно выделялся из круга своих

сверстников; все это нужно приписать особенной впечатлительности его природы, которая

не изменяла ему до самой смерти. С отроческих лет Тарас Григорьевич выказывал уже

замечательную пытливость ума; с особенным вниманием прислушивался он, как его дед и

отец поведут, бывало, в праздник какой беседу о старине. Отец Тараса Григорьевича был

грамотный и для своей среды довольно начитанный; беседа его отличалась религиозным

характером: он любил пересказывать жития святых и разных подвижников благочестия.

Другого характера была беседа деда, живого свидетеля Коліївщини*; все герои этого

кровавого эпизода украинской истории были хорошо ему известны, и о них-то любил он по

праздничным вечерам повествовать детям и внукам.

* Дед Тараса Григорьевича умер в 40-х годах, имея от роду до 115 лет.

Рассказы деда и отца, бесспорно, имели большое влияние на развитие творческого дара

нашего поэта и не могли не отразиться впоследствии на его произведениях. В эпилоге к

«Гайдамакам» говорит об этом сам поэт:

Бувало, в неділю, закривши мінею,

По чарці з сусідом випивши тієї,

Батько діда просить, щоб той розказав

Про Коліївщину, як колись бувало,

Як Залізняк, Гонта ляхів покарав.

Столітнії очі, як зорі, сіяли,

А слово за словом сміялось, лилось:

Як ляхи конали, як Сміла горіла.

Сусіди од страху, од жалю німіли.

І мені, малому, не раз довелось

За титаря плакать. І ніхто не бачив,

Що мала дитина у куточку плаче.

Спасибо, дідусю, що ти заховав

В голові столітній ту славу козачу:

Я її онукам тепер розказав...

Кроме рассказов деда, в создании «Гайдамак» имело участие, как можно думать, и