об историческом прошлом, народном быте, обычаях, природе Украины. На средства от распространения
100
альбома Шевченко намеревался выкупить из крепостной неволи своих родственников. В первый выпуск,
изданный в 1844 году вошли офорты «В Киеве», «Выдубецкий монастырь в Киеве», «Старосты»,
«Судный совет», «Сказка» («Солдат и смерть»), «Дары в Чигирине 1649 года».
«Приятели» (1859, офорт, акватинта) по картине масляными красками И. И. Соколова.
не подтверждают исполнение его Шевченко.
был назначен преподавателем рисования в Киевском университете, но к преподаванию приступить не
успел в связи с арестом.
А. С. Афанасьев-Чужбинский
ВОСПОМИНАНИЯ О Т. Г. ШЕВЧЕНКО
Сонце гріє, вітер віє
З поля на долину,
Над водою гне з вербою
Червону калину;
На калиш одиноке
Гніздечко гойдає, —
А де ж дівся соловейко?
Не питай, не знає.
(«Кобзар». На вічну пам’ять Котляревському)
Как материал для биографии Шевченка я представляю эпизод моего с ним знакомства в
то время, когда наш поэт был еще молод, кипел вдохновением, стремился к
самообразованию и, несмотря на /102/ грусть, постоянно щемившую его сердце наедине с
собою, увлекался еще порой и веселым обществом и сочувствием, которое вызывал
симпатичной своей личностью. Но прежде чем приступлю к описанию моего знакомства с
Шевченком, считаю необходимым бросить беглый взгляд на эпоху, близкую к нам, но почти
перешедшую в область истории, по тем совершившимся фактам, которые один за другим
вели наше общество к развитию. Это было в 1843 году. Находясь в годовом отпуске в
Полтавской губернии, я ожидал отставки из военной службы с целью заняться изучением
украинской народности, что было заветной моей мечтой.
В то время паны наши жили, что называется, на широкую ногу, и патриархальное
гостеприимство не теряло ни одной черты из /103/ своего почтенного характера. Молодое
поколение было уже более или менее образованно. Женщины высшего сословия, собственно
молодые, все уже были воспитаны в институтах, пансионах или дома под надзором
гувернанток, и французский язык не только не казался диковинкой, как в начале тридцатых
годов, но считался необходимой принадлежностью всякой образованной беседы. Говорили
на нем бегло и порядочно одни, впрочем, женщины, а кавалеры по большей части не умели
вести разговора на этом языке, но каждый щеголь считал обязанностью пригласить даму на
танец непременно по-французски. Хотя у многих помещиков выписывались журналы, т. е.
«Библиотека» и «Отечественные записки», но критические статьи Белинского оставались
101
неразрезанными на том основании, «что в них все начинается от Адама», и жадно читалась
литературная летопись Брамбеуса, приходившаяся по плечу большинству публики;
заучивались наизусть драматические фантазии Кукольника, и я знал одну очень милую
барышню, которая могла проговорить без запинки всего Джакобо Санназара. Богатые паны
жили открыто, и было несколько домов в разных пунктах, окруженных штатом
прихвостников, куда в интимный кружок допускались лишь избранные; но в известные
урочные дни и праздники стекалось до трех- и четырехсот гостей из разных концов
Малороссии. Там помещики почерпали и новые моды и обычаи, там самый гордый богач
своего околотка делался «тише воды, ниже травы», потому что громадное богатство магната
давило его своими размерами. Вельможный хозяин старался принимать всех одинаково,
исключая двух-трех, на которых смотрел как на равных, и иногда, за обедом, для приведения
всех к одному знаменателю, отпускал фразу вроде следующей:
— Напрасно NN взялся за это предприятие — оно ему не по силам. Жаль, он может
разориться, потому что, имея каких-нибудь тысячу душ, трудно будет ему выдержать.
И тот ежился, у кого была тысяча душ, а у кого несколько сот, тому оставалось только
слушать подобострастно. Тогда еще у нас сильно ценилось в человеке богатство, и хоть оно
ценится не менее и теперь, однако этого не выражают так цинически и не говорят: «Ты
беден, так ступай к порогу». В это блаженное время говорили и поступали иначе. Но у
магнатов, как я уже сказал, всех принимали одинаково и не делалось у них, как у
большинства при съездах, что одним гостям подавали хорошие иностранные вина, а другим
местного уездного производства. Съезды эти преимущественно можно было назвать
танцевальными, потому что несколько дней сряду каждый день дамы наряжались по-
бальному, и пляс продолжался до двух и трех часов за полночь. Львами балов обыкновенно
бывали военные да изредка какой-нибудь заезжий из столицы, который и пожинал лавры и
на которого с завистью посматривали самые отъявленные сердцееды.