Воспоминания об Аверинцеве. Сборник.

Сергей Сергеевич шутил по этому поводу еще отважнее, чем заметил Гаспаров: “Недавно я перенес операцию на сердце. “Ущербом клапана томим, я в Боннской клинике томился… И герр хирург в один момент мне сердце трепетное вынул…” Он очень полюбил меня и все спрашивал: правда ли, что я пишу стихи, и правда ли, что я был депутатом. Сердце мое во время операции остановили и “завели” вновь электрическим разрядом…”

В дни 60-летнего юбилея Сергею Сергеевичу позвонил один мэтр и в разговоре заметил: “Сережа, вы взрослый человек?” Он ответил: “Нет, я уже никогда не буду взрослым, я упустил время сделаться взрослым”. Так осознают себя на земле настоящие поэты.

Несколько лет после операции Сергей Сергеевич чувствовал себя неплохо. И вдруг случилась беда в мае — инфаркт или инсульт. Наступали иногда легкие внешние улучшения, но, вероятно, шел разрушительный внутренний процесс. Практически в сознание он не приходил.

Его жена Наталья Петровна сейчас в Вене. Дети, Мария и Иван, учатся в Германии. Тело покойного кремировано, а весной, после Пасхи, прах захоронят в Москве на кладбище Даниловского монастыря.

В статье “Золото в системе символов в ранневизантийской культуре” Аверинцев цитирует строки византийских поэтов. В одной строфе из Симеона Нового Богослова III века бессмертно звучит порыв нашего великого современника:

Свет небесный над главой моей лучится

Полнотою светолитья,
Понуждая ум и сердце

К ликованью, к исступленью.

Прекрасное завещание людям просветителя и поэта.

Аверинцев родился в 1937 году в московской профессорской семье. В тридцать лет защитил на филологическом факультете МГУ кандидатскую “Плутарх и античная биография” (1967); его докторская диссертация “Поэтика ранневизантийской литературы” (1977) получит лестную профессиональную оценку живого реликта русской религиозной философии А.Ф.Лосева — но притчей во языцех Аверинцев станет еще раньше. Посвященная культурной метаморфозе, в ходе которой из поздней античности возникла христианская цивилизация Средних веков, монография срезонировала с интересами позднесоветской интеллигенции, как раз на исходе семидесятых потянувшейся к Церкви. Уже к моменту публикации “Поэтики” не скрывавшего своей веры университетского преподавателя и лауреата премии Ленинского комсомола — вопреки личной скромности — только коллеги-профессионалы воспринимали в качестве академического ученого, компетентного в границах специализации. Сотни же человек, набивавшихся в аудитории 1-го гуманитарного корпуса, приходили на его лекции за универсальной духовностью, и лишь неангажированность Сергея Сергеевича диссидентским движением спасала от навязанной роли духовного вождя.