Воспоминания розы

Тогда он писал «Вентилятор». Что-то вроде поэмы, которая начиналась так: «У меня над головой крутится вентилятор – символ неизбежности…» Этот текст Тонио начал еще на корабле, шедшем из Аргентины. Но молодая пума постоянно мешала ему работать. Он поместил ее в ванную комнату, чтобы она отдохнула от клетки, в которой сидела в трюме. И теперь он все еще продолжал корпеть над этими стихами, объясняя мне:

– Консуэло, я еще ни разу не бросил начатое. Я хочу закончить «Вентилятор».

В то же время он написал другие стихи: «Крик из Америки», «Погасшие солнца», которые я когда-нибудь постараюсь собрать и опубликовать.

Пьер д’Агей предложил нам воспользоваться его замком для венчания двадцать третьего апреля. Вот этой свадьбы мы оба желали страстно.

Так что поженились мы в старом замке Агей, расположенном в тихой бухточке. Бывший форт, сопротивляясь капризам времени и мистралю, выдавался далеко в море, как гигантский нос корабля. Огромная терраса, поросшая рододендронами и геранью, была самой красивой палубой, какую я когда-либо видела, она плыла над чистейшей голубизной Средиземного моря. Семейство д’Агей жило замкнуто, избегало светских развлечений, а рыбацкие лодки и моторки приближались к замку не более чем на километр. Несколько веков этот род жил в Агее. Всю ближайшую деревню тоже населяли их близкие и дальние родственники. Я никогда не могла запомнить всех невесток и свекровей сестер д’Агей. Я признательна им за то, что они всегда были любезны и добры к нам обоим. Антуан в некотором роде был их ребенком. Его зять Пьер д’Агей относился к нему как к брату.

Внутреннее убранство замка оказалось очень простым. Огромные каменные залы, вымощенные крепкими плитами, которые не сотрутся на протяжении жизни множества поколений. В день свадьбы моя золовка Диди разослала всем жителям деревни цветы и вино с фермы Агей. Деревня утонула в песнях и веселом смехе…

Моя свекровь позаботилась обо всем. На медовый месяц она подарила нам поездку на остров Поркероль.

Мы приехали из Агея уставшие от празднования свадьбы и бесконечного фотографирования.

– Чистое небо, дивный ветер, – говорил Тонио, словно подбадривая во времена «Аэропосталя» радиста и пилота, вынужденных лететь ночью над огромными просторами Рио-де-Оро, где в случае аварии их могли просто разрезать на куски.

Тонио хотел спать, он не любил объятий, бурных выражений чувств, которые ему пришлось вынести в тот день. Мы вышли из машины, чтобы добраться до причала. Был шторм. Мой летчик, который столь отважно тягался с воздушной стихией, оказался подвержен морской болезни, и это не улучшило его настроения.

В отеле, где мы остановились, все было предусмотрено для новобрачных вроде нас. Но мы задыхались в этой атмосфере. Тонио, как был, в одежде, растянулся на диване. На следующее утро он проснулся с первыми лучами солнца и умолял меня уехать обратно в Мирадор. У него только одно желание, твердил он, закончить «Вентилятор»! Мне было обидно, но он не годился на роль новобрачного.

– Извините, но мне это кажется идиотизмом, – сказал он, имея в виду всех этих молодоженов, которые за завтраком обменивались любезностями после первой брачной ночи.

И, ни слова не сказав родственникам, мы вернулись в свой дом в Мирадоре.

Мы жили в мире и согласии. Я теперь носила другую фамилию, но пока еще не привыкла к ней. Я продолжала подписываться «Вдова Гомеса Каррильо». Тонио рычал на меня и просил забыть Гомеса Каррильо, раз уж он умер. Я не должна больше думать о нем и о его книгах, не должна ездить в Испанию на встречи с его издателями. Даже и сегодня, пятнадцать лет спустя, я так и не написала ни одного делового письма, чтобы воспользоваться деньгами, которые оставил мне великодушный Гомес Каррильо. Мне немного стыдно в этом признаваться, но тогда я была молода, и это единственное мое оправдание. Мой новоиспеченный муж хотел творить и не желал слышать о другом писателе в нашем доме. Я прекрасно его понимала.

Мне казалось, что в Ницце Тонио было одиноко. Он стал грустить. Я подумала, что знакомство с таким человеком, как Метерлинк, большим другом моего первого мужа, пойдет ему на пользу. Метерлинк хранил самые теплые воспоминания о Гомесе Каррильо. Как он примет молодого летчика, сменившего его в Мирадоре?

Я засуетилась, позвонила и написала прелестной Селизетте Метерлинк, которая в пору моего брака с Гомесом Каррильо была мне настоящей подругой. Она тут же пригласила нас в Орламонд, их новое обиталище.

Я отчаянно трусила. Все мы немного боимся людей, которые знали нас когда-то давно. Однако я все-таки повезла Тонио к Метерлинкам.

Но стоило мне только познакомить их, как я расслабилась. Тонио оценили и сочли достойным преемником моего покойного мужа!