Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов

В августе он перенес свою штаб-квартиру в Алеппо. Там – в 600 км от фронта – он и оставался в неведении относительно намерения англичан атаковать вплоть до начала ноября[434]. Следствием такого отдаления от зоны боев было то, что контакта между высшим руководством и войсками не было, а при неизвестности общей обстановки на фронте часто отдавались приказы, уместные на германском фронте, но не выполнимые в ближневосточных условиях. И когда на это следовали возражения, шла отповедь: так называемые «знатоки страны и людей» слишком уж отуречились. В штабе группы армий таких «знатоков», к сожалению, не было, не говоря уже о самих турках. Таким образом, с самого начала никакие доверительные отношения между союзниками оказались невозможны. Лишь когда началась буря, Фалькенгайн в конце ноября перебрался в Иерусалим, слишком поздно, чтобы справиться с обстановкой – если это вообще еще было возможно[435]. Англичане, поддерживаемые арабскими племенами, которых на сторону Антанты привлек в обмен на обещание независимости гениальный полковник Лоуренс, прорвали фронт и угрожали Иерусалиму. Однако до немедленного использования британской победы не дошло. Турецкая штаб-квартира была вывезена в тыл. В ходе дальнейшего неблагоприятного хода боевых действий Фалькенгайн был снят с поста командующего[436] и заменен Лиманом фон Сандерсом.

Так как новый начальник турецкого Генерального штаба генерал фон Сект имел в виду реорганизацию тылов, на необходимость которой я указал Секту во время его визита в Алеппо, наступил и для меня момент добиваться перевода на другую должность.

21 марта 1918 г. я, наконец, выехал домой.

Было бы неблагодарностью не признать, что я уезжал, приобретя немало ценного.

Прежде всего, существенно расширился мой кругозор. Я теперь смотрел на мир иными глазами, нежели прежде. Эта страна и местные жители дали мне очень много интересного и поучительного, обогатив мои познания и взгляды на жизнь и бытие. Любой, кто, как я, в течение двух лет напролет наблюдал, как живет эта далекая страна, с высокого поста, смог бы составить совершенно иное мнение о людях и явлениях, нежели простой путешественник, куда более взвешенное, благодаря тому что он смог глубже взглянуть на совершенно иначе устроенную душу многих народов Востока. И разве не успех, что мне представилась возможность выйти на новый уровень на совершенно самостоятельном и ответственном посту, послужив интересам германства? Разумеется, все это было сделано за счет лишь одной из сторон моей личности: строевого командира.

Многие проезжавшие офицеры были нашим гостями за трапезой. От них узнавали кое-что о Германии из того, что нельзя было доверить письмам: нужда крепла, а настроение падало.

Город Алеппо даже близко не был столь типично восточным, как Мосул. Будучи важным перевалочным пунктом между Сирией и Константинополем и находясь недалеко от моря, он даже внешне имел уже немало западных черт. В европейском квартале стояли современные основательные каменные здания, проложены широкие улицы. Но в глубине города все выглядит вполне по-восточному. Базар маленький и грязный, хотя на нем можно встретить некоторые ценные восточные товары. (Оба моих келима[437] оттуда.) Прямо по сердцу режут картины ужасной нужды. Над городом восседает впечатляющая старая селевкидская крепость, ведь Алеппо был их столицей[438]. Остатки построек и сегодня еще убеждают в великолепии былых времен. Округа же совершенно безотрадна, каменистая и холмистая равнина почти не освоена.

Во время инспекционных поездок вглубь страны я посетил немало интересных мест. Поездки происходили частью на автомобиле, частью по железной дороге. Здешняя обстановка была столь примитивна, что я – к примеру, во время поездки в Трансиорданию – вместе с моими сопровождающими часто довольствовался полевой кроватью, а то и товарным вагоном с печкой, нежели грязными пассажирскими вагонами.

Особый интерес и удовольствие доставил двухдневный визит на руины Баальбека. В широкой безлесной долине между хребтами Ливана и Антиливана расположены импозантные остатки мощного святилища, воздвигнутого на месте старого храма Ваала в византийскую эпоху. Греческий стиль уже носит отпечаток вырождения…

В ходе длительного обратного пути я попытался сам с собой разобраться в том, подходил ли я вообще для такого поста и смог ли справиться с задачей.

Для ответа на вопрос о пригодности следует вспомнить, чего именно я потребовал, отправляясь в командировку в Ирак и позднее при получении должности высшего тылового инспектора.

В запутанной обстановке в Багдаде и Персии достаточно было одного выдающегося человека, чтобы восстановить пошатнувшееся доверие земляков и одновременно заставить становившихся в ходе персидской авантюры все более шовинистически настроенными турок безусловно уважать Германию и оказываемую ею помощь.