Воспоминания самарского анархиста

Когда я учился в четвертом классе, учился и некто Карпачев Гриша, прозванный в классе Лисой за любовь поспать и подремать за партой во время урока, особенно в весеннее время, когда так тепло прогревает весеннее солнце сквозь большие окна класса. Высокий, худощавый, с белобрысыми волосами, веснушчатым лицом, острым кривым носом и гнусавым голосом. Сидел он всегда на задней парте. Шел апрель месяц. Солнце ярко, тепло и ласково пригревало наши ученические головы. Учитель Шимаев вел урок геометрии, объясняя нам, что такое дуга, круг, хорда и тому подобное.

Лиса начал дремать, а потом заснул под объяснение дуги и так крепко, что захрапел с носовым свистом, сначала тихо, а потом на весь класс. Шимаев все еще продолжал на классной доске делать объяснения, но вот и до него донесся храп с носовым присвистом; он увидел Карпачева мирно спящим на парте, положившим под голову руки, и возмущенным голосом громко позвал: «Карпачев!» Лиса быстро поднялся за партой и, помня, что засыпал он на дуге, громко, нараспев взвыл: «Дугою!» Как говорится, ни к селу ни к городу. В классе поднялся гомерический смех. Смеялись все ученики и учитель, поджав живот. Из-за тупости Лиса не окончил и четвертого класса, оставил школу и занялся вместе с отцом крестьянством.

Впоследствии через много лет я достоверно слышал, что он весьма преуспевал на поприще негласного агента и провокатора в период царствования Иосифа Кровавого, и немало пострадало невинных граждан от его черной работы в нашем селе.

[Старобуянская республика]

По необъятным просторам России шел девятьсот пятый год. Начался этот год в Питере, Москве, Ивановознесенске и во многих других городах и селах и дошел до нашего села в морозные зимние дни. Этот год шел с надеждой и верой в победу новой жизни без царя, помещиков и всех извечных угнетателей трудового народа, во имя свободы земли в селах, фабрик и заводов в городах. Во многих городах и селах восстали рабочие и крестьяне — восстали, подняли бунт и в нашем селе две тысячи жителей, обездоленных землей и порабощенных властью эксплуататоров, восстали за землю и волю — за хлеб насущный, за равную землю и равные хлебы для каждого труженика.

Мне шел девятый год, и я хорошо понимал призывный звон церковного колокола на общее собрание граждан села в нашей школе, по окончании в ней занятий, и видел радостно-тревожные лица проходящих граждан[58]. Я видел и понимал, что крестьяне нашего села, мой отец и мать часто говорили о своем и других малоземелье, что земли у крестьян мало. Ею владеют помещики Коробов, Масленников, Ушаков и дворяне, сдающие земли в аренду, а в нашем селе, как и во всех других селах и деревнях, крестьянские хозяйства состояли из бедняков и середняков, с малой прослойкой кулаков.

И вдруг набатный звон возвестил о свободе земли, свободе слова, печати, собраний, о вековечной мечтанной вольной волюшке. Все забурлило, ожили мечты о воле и земле не на словах, а на деле. Все взрослое население пошло на всеобщее народное вече устанавливать новую жизнь без эксплуатации человека человеком. Не только труженики полей восстали, но вместе с ними плечо в плечо пошли и вся местная интеллигенция: учитель Писчиков, фельдшер Мошков, передовые крестьяне с[ела] Царевщины[59] Солдатов, Князев и другие — главные составители Хартии Старотопной Самоуправляющейся Республики[60]. Кроме Мошкова и Писчикова и царевских Князева и Солдатова, Андреев, Ельцов, Казанский, Дворников, Большаков и много других крестьян были активными ораторами, вождями старотоповцев.

Вся местная царская власть была объявлена низложенной и изгнанной из пределов волости — вместо нее постановлением общества объявлена Самоуправляющаяся Старотопная Республика, впредь до создания всеобщей Российской Республики. Была разработана и принята на общем собрании временная декларация, в частности в ней говорилось: все земли, леса, луга, реки и недра земли переходят безвозмездно во всенародное пользование и распределяются по числу членов семьи; и многие другие положения о Земле и Воле народной. Народ стал хозяином земли и своей судьбы — свободы.

Характерно, что в этом восстании принял участие местный старичок священник Трехсвятский[61] и его сын-студент, приехавший перед восстанием из Питера. Они оба, отец и сын, активно призывали население к экспроприации эксплоататоров, помещиков, говоря: «Все плоды земные созданы трудом вашим, земля и хлеб помещиков являются достоянием труда вашего, и только тот должен владеть всем, кто трудится». Это участие в бунте народном священника и его сына имело большое влияние на верующих.