Воспоминания самарского анархиста

В марте тридцать первого выехал в Смуров — семья же пока оставалась на месте до устройства с квартирой в Смурове. По приезде остановился на квартире у старых моих хозяев Паляевых на Крестьянской улице. Пошел в горздрав с просьбой назначить меня в областной кожно-венерологический диспансер на работу стажером-субординатором и предъявил требуемые документы, с справкой с последнего места работы, то мне там учинили формальный допрос, как обвиняемому: «Как это вас могли уволить по собственному желанию, что, там врачи не нужны?!» И отказали мне в моей просьбе, и, видимо, потому что не захотелось мне быть крепостным. Говорили со мной надменно, с высоким превосходством чиновничьего тщеславия. Такие чиновники имеют успех, почет и продвижение по службе — [в] должностях и окладах.

Неудавшаяся попытка закрепиться в городе через горздрав вынудила идти на поклон в облздрав. Там предложили заключить договор: отработать по окончании стажа один год в районе, на что я охотно согласился, так как другого выхода не было, а через год могу остаться на работе в городе с узкой специальностью. Вскоре приехала и моя семья. Жена поступила на стаж по глазным болезням.

В областном кожно-венерическом диспансере вместе с другими шестью стажерами наша специализация проводилась по кабинетам кожному, сифилитическому, гонореи острой, хронической и женской, под руководством ординаторов и директора доктора Неймана. Хорошая светлая память сохранилась о моих учителях: докторе Петрове Сергее, Громове Владимире, Мореве и других. Жизнерадостные, критически мыслящие — мы все вместе составили медицинский сатиро-юмористический журнал, имевший успех у сотрудников диспансера.

Среди врачей особенно энциклопедическими знаниями обладал Петров Сергей. К нему обращались за теоретической и практической консультацией. Давно жизнь подтвердила, что чем большими знаниями владеет человек, тем человечнее он относится к сотрудникам по работе и к каждому человеку в обществе.

Многолетние недостатки и нехватки в продуктах питания иногда вынуждали заходить обедать в общественные столовые. По приезде в Смуров я пошел первый раз в столовую. При входе мне дали ложку, прошел к кухонному окну, отдал чек, получил на обед полусилосные щи и кашу, поел и пошел к выходу, но в дверях меня задержали и потребовали от меня отдать ложку, которую дали мне при входе, но я не знал, что ее надо было возвратить при выходе. Так меня заподозрили в хищении ложки, и только вмешательство зава столовой и мое звание врача освободило от подозрения в хищении ложки, которую после обеда, по моем уходе от столика, кто-то быстро стащил. После этого случая с ложкой в столовой не расставался.

Другой неприятный случай произошел с веником. На Троицком рынке случайно купил камышовый веник и нес его на виду под мышкой. Шел многолюдной Ленинградской улицей, и вот начались возгласы вблизи и вдали: «Гражданин с веником! Где покупали?», отвечаю, через одну-две минуты снова: «Гражданин с веником — где покупали?» Мне эти возгласы стали надоедать, тогда я спрятал веник под полу пальто и спокойно пришел домой.

***

Окончилась шестимесячная стажировка. Нейман провел с нами семинар, нашел, что мы достаточно подготовлены к самостоятельной работе, и направил в распоряжение облздрава[117]. В облздраве я получил направление в Байтуганский район заведовать соцотрядом[118] — кожно-венерологическим и глазным — по борьбе с венерическими и глазными трахоматозными заболеваниями. Два врача, две медсестры и две санитарки выехали из Смурова и по совету местного участкового врача обосновались в Русском Байтугане[119] — центре трахомы, сифилиса и гонореи. Два месяца проводили подворные обходы-осмотры в селах района, затем развернули лечебную работу в приспособленном доме раскулаченного крестьянина.

Работа в соцотряде узкоспециальная, даже в условиях района имела большое преимущество перед универсальной работой участкового врача. Там, в районе сделал попытку выяснения поездки на свидание с братом Александром в Югославию. Подал заявление в Смуровский облисполком. Оттуда мне сообщили, чтоб я обратился в Бугурусланский отдел исполкома. Но вскоре приехал районный уполномоченный НКВД, «опекун духа и мысли», сделал допрос. Все же, хотя и чуя, что его допрос не к добру, поехал в Бугуруслан. Когда я говорил с чиновницами отдела, они непрестанно спрашивали: «Вы русский?» — «Да, русский». — «Подождите», и так отвечали мне несколько раз. Потом сказали, что уполномоченный выехал в район: «Зайдите через два-три дня». Ждать не стал и поехал в Смуров. Встретившись там с другом Котовым — он решительно посоветовал оставить попытку съездить к брату ввиду неблагоприятной внешней обстановки, и с того времени мечта моя о поездке к брату была погребена на многие годы, до шестьдесят второго.