Воспоминания самарского анархиста

Лечебно-обследовательская работа продолжалась более года. В конце тридцать второго года соцотряд расформировался, и мы с женой возвратились на работу в город Смуров. Вначале работал в поликлинике венамбулатории центральной больницы. Перешел в железнодорожный вендиспансер, через год работал начальником поликлиники, одновременно совмещая то в скорой помощи, то доверенным врачом в обкомах профсоюзов. Почти десять лет пришлось работать по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, чтоб приобрести мало-мальски подходящую квартиру. Для этого нужны были деньги, много работать и во многом себе отказывать. Предлагали перейти ординатором на работу в клинику мединститута, но от этого почетного предложения пришлось отказаться по малой обеспеченности заработной платой: необходимо было работать на двух-трех службах, чтоб мало-мальски сводить концы с концами — клиника же морально и материально исключала еще работу где-то по совместительству.

В то время модным было посылать на некоторое время врачей города в район, и мне как молодому врачу предложили поехать на год-другой в район. Вызвали в горздрав, предложили поехать — я отказался. Тогда специальным отношением сняли меня с работы с явкой в распоряжение горздрава. Таким образом я оказался без работы, а следовательно, и зарплаты. Когда же я обратился к шефу, профессору Зенину, тщеславному чиновнику, чтоб он помог остаться мне на работе, то чинуша заявил: «Нет, поедете». — «Нет, не поеду», — сказал я. Мне стало ясно, что другого выхода нет, как искать работу где-то помимо горздрава в другом ведомстве. Тяжело было сознавать эту отчужденность собратий по работе-профессии, разделение на привилегированных и обездоленных в правовом и материальном неравенстве. Начались поиски работы.

В железнодорожной поликлинике доверенным врачом дороги работал мой однокашник врач Малов. Я обратился к нему узнать: нельзя ли где у них получить работу. Малов хорошо знал меня и сказал, что есть место работы врача медпункта вагонного завода, «а потом, когда познакомишься с сигнализацией заболеваемости, можешь принять заведование поликлиникой, так как сейчас нет у них на эту должность кандидата более достойного». Так как мне нужна была работа, а следовательно, и средства к существованию — я с благодарностью принял его предложение. Через два месяца лечебно-санитарным отделом дороги был назначен по его рекомендации начальником поликлиники.

Профессор Зенин в то время жил небогато и имел часы консультанта в железнодорожном вендиспансере. И вот однажды явился в канцелярию поликлиники за получением заработной платы. Знал ли он или не знал, что я работаю начальником поликлиники, но, встретившись со мной, начал восклицать: «Вы здесь работаете, а мы вас как венеролога потеряли, неужели вы порвали со своей специальностью… вы заходите ко мне поговорить… полагаю, что не оставите свою специальность!» Я поблагодарил за сочувствие и пожелание и сказал бухгалтеру, чтоб он выдал побыстрее ему зарплату. Так Магомет поклонился горе.

Оставаясь начальником поликлиники, одновременно начал работать вечерами в вендиспансере на полставки, чем еще больше укрепились материальная база и знания по специальности. Встречаясь на работе, я держался с Зениным лояльно, зная, [что] в дальнейшей жизни придется работать под его шефством. От прежнего его гонора не осталось и следа. Тон разговора и выражение лица имели дружеский, товарищеский характер, а не тот, прежний: «Поедете!» Такая артистическая метаморфоза произошла потому, что я от него не зависел и просто мог закрыть его консультацию в диспансере, лишив его части заработка. Так материальная зависимость меняет характер человека.

Следовательно, на взаимоотношение людей в условиях частной или государственной собственности влияет капитал. Разность заработной платы по-разному создает судьбу жизни отдельного человека и общества. Большинство живут в относительной материальной бедности тела и духа, а меньшинство в достатке того и другого.

[Сын]

Прошло несколько лет с тех пор, как Таня, ее отец и мать [были] отправлены из Старотопного на ссылку. Несколько раз в разное время разыскивал их, но поиски были безрезультатными, да никто [и] не знал участи миллионов ссыльных, заключенных в концлагеря, тюрьмы и расстрелянных в царствование Кровавого Иосифа — марксида.

А чувства первой, юной любви оставались с Таней. Порой ярким, пламенным желанием воскрешалась и снова подавлялась любовь тоской безысходной. Говорят, что любовь, как и вера, без дел мертва. Да, время сглаживает остроту чувств, но желание того, что когда-то переживалось, прекрасное, всем существом, — любви — не может забыться. Воспоминания при всех условиях жизни будут отрадным отдохновением, радостно-тоскливым, мучительным, вечно желанным стремлением к тому очаровательному прошлому, которое осталось вечно жить в душе и сердце.