Воспоминания самарского анархиста

В работе иногда я удивлялся природной крепости организма больных. Из поселка в ста шестидесяти километрах от больницы муж привез жену на рыдване с сеном, в запущенном двухдневным поперечным положением плода [состоянии], с вколоченным плечиком и выпавшей ручкой. Ребенок был мертв. Я с помощью жены приступил к операции расчленения и извлечения ребенка по частям. Операция продолжалась не менее двух часов, а через семь дней больная уехала домой здоровой в свои бескрайние степи. Как в этот раз, так и ранее мне приходилось разрешать сложные патологические роды и всегда благополучно, если не для ребенка, то для матери, с хорошим исходом там, где я и не предполагал.

Ведь в медфаке как я, так и другие практики не имели, лишь изучали теорию, да издали смотрели на операции своих руководителей. И вот здесь, на участке не только знание теории, не только «легкая рука» давали удачные исходы; но, видимо, организм сельских тружеников, закаленный в тяжелом труде и житейских невзгодах, имел существенное значение.

В Львовской больнице не было штатного места второго врача, и жена числилась нештатной единицей фельдшера. Такое положение нас не устраивало, а поэтому, заранее списавшись, решили переехать на Урал, где нам обоим предоставлялось место работы.

Да, кстати сказать, что жители поселка Львовки говорили нам, что они только три года на целине сеют хлеб-пшеницу, а потом переходят на другое цельное место, так как более трех лет земля целинная не дает урожая. Этого положения почему-то не знало государство и попало в бедственную ловушку при посевах на целине.

Морозным декабрьским днем на двух санных подводах выехали до станции Каратала и далее поездом через Троицк, Челябинск, Свердловск и Нижний Тагил. Вначале работали в Серебрянской, а потом в Нижнетуринской больнице[116]. Если в Кустанайской области были степи бескрайние, то здесь, на Среднем Урале, горы и тайга бесконечные. Население на Урале более грамотное, жизнь и быт культурнее степняков, и их поселки имеют более рабочую типичность — в большинстве из них имелись в прошлом и имеются в настоящем заводские предприятия, и в массе своей население связано так или иначе с заводами.

Я видел, что население требовательнее относилось к медицинским работникам: им нужнее иметь врачей узкой специальности, а этого у меня и жены не было, чем создавалась неудовлетворенность в работе. Затем не всегда лояльное отношение к врачам со стороны власть имущих, даже со стороны своих медицинских руководителей.

Как-то приехал ко мне врач соседнего участка и рассказал, что ему предложили переехать на работу в другой врачебный участок на живое место, где продолжал работать с земских времен другой врач около сорока лет, но кому-то там не стал нравиться. Здравотдел не мог его уволить сам, не имея для этого основания, а дал назначение другому врачу, чтоб он занял собою место опального врача.

«Когда я приехал со всей семьей, — продолжал мой сосед по участку, — на ближайшую станцию и позвонил в назначенную больницу, чтоб прислали за мной лошадей, то тамошний врач сообщил мне по телефону: „Здесь работаю я. Как же вы едете работать на мое место, а куда мне деваться?!“» Мой сосед ответил: «Назначение дал в вашу больницу здравотдел, и не сказали, что место врача занято вами, прошу извинения — на живое место я не поеду! Честь, совесть, врачебная этика не позволят мне быть хамом!» Сообщил о своем отказе в здравотдел. Он вернулся на работу в прежнюю больницу, где работал, но впал в немилость за ослушание начальства, начались придирки, гонения, и ему вскоре пришлось уехать на работу в другую область. Перед отъездом он приехал ко мне повидаться и рассказал этот печальный с ним эпизод.

Подобные каверзы явно мешали работе на участке, частые конфликты по всякому поводу и без всякого повода с местными чиновниками власть имущих в условиях участковой работы, к тому же все настойчивее диктовала действительность приобрести узкую специальность, а следовательно, и работу в условиях города, в более культурном обществе и, следовательно, более гуманном.

Еще с древних времен врачи, как люди свободной профессии — более других были свободны в своей работе. Врачебное искусство в равной степени применялось у постели богатого и бедного больного, ни перед кем не раболепствовали и не идолопоклонничали. Пожалуй, из всех профессий умственного труда врачи самые рациональные и свободолюбивые — у всех же других профессий умственного труда есть те или иные идолы, но для врачей никаких идолов не существует, врачебная наука и практика космополитичны — интернациональны. Им чужда расовая, национальная и прочая дребедень этого звериного наследия в роде человеческом. Врачебная наука и практика видят в каждом больном Человека с большой буквы без мундиров, чинов и званий.