Воспоминания советского посла. Книга 1

Ноябрь 1912 года. Мне 28 лет. Позади революция 1905 года, тюрьма, ссылка, невзгоды и лишения. Я эмигрант и еду в Англию изучать ее политику и рабочее движение. Денег у меня совсем мало. В Лондоне есть только один друг, который служит конторщиком в Русско-английском банке. Что я буду делать, как жить, неизвестно. Впереди все туманно и загадочно. Но я не унываю: в молодом теле много сил и здоровья, в душе много огня — как-нибудь устроюсь.

Небольшой пароход, поддерживающий сообщение между Булонью и Фокстоном, переполнен пассажирами. В барах за стойкой звенят деньги, хлопают бутылки. Пожилые англичанки с завернутыми в теплые одеяла ногами полулежат в шезлонгах на палубе. Молодые девушки в сопровождении щеголеватых кавалеров быстро ходят вдоль борта и чему-то весело смеются. Гудят снасти, и клочья морской иены то и дело брызгают мне в лицо.

Медленно покачиваясь на волнах, пароход с шумом разрезает глубокие темно-синие воды. Французский берег скрылся позади за горизонтом. Меловые утесы южного берега Англии быстро бегут навстречу. С каждой минутой они становятся все ближе и отчетливей. На их прежде ровных откосах постепенно вырисовываются выступы, изломы, провалы. На высоком холме над утесами, несколько справа, начинают маячить башни и стены старинной Дуврской крепости…

Пароход замедляет ход и, описав красивый полукруг, осторожно подходит к пристани. Пассажиры собираются на одной стороне судна. По палубе громко топают тяжелые матросские башмаки: команда сносит багаж к месту разгрузки.

И вот я на английском берегу. Уже около четырех часов дня. Легкий туман заволакивает даль и придает фантастические очертания людям и постройкам. Быстро темнеет. Недоуменно стою на мокрой пристани с двумя маленькими чемоданчиками, в которых сложено все мое имущество. Следуя за потоком людей, попадаю в таможню. Формальности кратки и просты, да и какие пошлины можно взимать с такого багажа, как мой? Вдруг чиновник задает мне вопрос:

— Вы приехали третьим классом?

Я еще не знаю английского языка и прошу чиновника повторить свой вопрос по-немецки. Чиновнику это не нравится, но, видя, что иначе во мной не объясниться, он переходит на немецкий язык.

— Да, я приехал в третьем классе, — отвечаю я.

В таком случае, — продолжает чиновник, — благоволите предъявить 5 фунтов.

— Какие 5 фунтов? — изумленно спрашиваю я.

Чиновник быстро объясняет, что в Англии существует правило: каждый  пассажир третьего класса при въезде должен предъявить 5 фунтов. Это считается доказательством того, что у него имеются средства к существованию и что он не ляжет бременем на ту общину, где будет жить.

Меня охватывает тревога. Никто, решительно никто в Париже не предупредил меня о существовании подобного правила! И вот теперь такое неожиданное осложнение, ибо я совсем не уверен, что у меня найдутся эти злосчастные 5 фунтов.

Открываю кошелек, выворачиваю карманы, считаю свое состояние: увы! — всего лишь 3 фунта 15 шиллингов. Ни пенса больше. Лицо чиновника принимает суровое выражение. Он медлит мгновенье и затем официально изрекает:

— Сэр, вам придется с ближайшим пароходом вернуться во Францию.

— Как во Францию? — с отчаянием восклицаю я.

— Таков закон, сэр, — бесстрастно отвечает чиновник и хочет уйти.

Но я не даю ему уйти. Я начинаю протестовать. Я говорю, что у .меня есть важные дела в Лондоне. Я прозрачно намекаю, что имею «влиятельных друзей», которые меня ждут и должны встретить на вокзале. Это, однако, не производит на чиновника ни малейшего впечатления. Тогда я пробую подойти к таможеннику с  другой стороны. Мне известно, что в XIX в. Англия являлась самым надежным убежищем для революционной эмиграции всех наций и направлений. Здесь долгие годы жили и работали Маркс и Энгельс, Герцен и Бакунин, Гюго и Луи Блан, Кошут и Мадзини. Здесь позднее, в 1902-1903 гг., около года провел Владимир Ильич Ленин. Здесь в 1907 г. состоялся пятый съезд РСДРП — после того, как правительства Скандинавских стран, где первоначально предполагалось провести съезд, отказались его разрешить. Право убежища постепенно превратилось в прочную традицию английской жизни. И я апеллирую к этой традиции. Я заявляю чиновнику, что являюсь политическим эмигрантом из царской России и ищу убежища в Великобритании.

— Ведь у вас здесь, — взволнованно восклицаю я, — свыше тридцати лет прожил Карл Маркс… Эмигрант из Германии… Знаменитый эмигрант…

— Не знаю никакого Маркса, сэр! Никогда не слыхал, сэр! — равнодушно отвечает чиновник.

Затем он вновь делает движение в сторону своей комнаты, но на мгновение задерживается и нерешительно прибавляет:

— Если вы действительно политический эмигрант, сэр, то, может быть…

Чиновник не заканчивает фразы и неопределенно пожимает плечами. Он ничего не обещает, однако в моей душе вспыхивает надежда. И я еще более горячо восклицаю:

— Ну, конечно, я политический эмигрант!