Воспоминания советского посла. Книга 1

В то время Ленсбери было лет за пятьдесят, но выглядел он очень моложаво. Высокий, плечистый, с открытым лицом, с ясными светлыми глазами, он производил впечатление добродушного медведя, загримированного под английского проповедника. И это не было случайностью.

Ленсбери происходил из среднебуржуазных кругов. В молодости он был радикалом. В начале 90-х годов стал социалистом, позднее вступил в ряды Независимой рабочей партии и вместе с ней в 1900 г. вошел в состав возникшей тогда лейбористской партии. В годы борьбы за женское избирательное право Ленсбери был ярым «суфражистом». Беднота восточного Лондона послала его депутатом в парламент, где со скамей лейбористской фракции он страстно отстаивал ее интересы. В годы эмиграции я не раз слышал выступления Ленсбери на рабочих собраниях и всегда меня поражала его манера говорить: это были не столько политические речи, сколько морально-социалистические проповеди. Сначала я удивлялся, но потом понял, что иначе и не может быть. Ибо, когда я присмотрелся к Ленсбери несколько ближе, мне стали яснее источники его верований.

Да, именно верований! Ленсбери был необыкновенно ярким представителем эмоционального течения в английском социализме. Он жил не столько головой, сколько сердцем. И сердце Ленсбери, большое, благородное сердце, болело всеми болями лондонской бедноты и готово было сделать для этой бедноты все в силах человеческих возможное, но оно толком не знало (да и может ли сердце знать?), что нужно сделать. Оттого в мировоззрении Ленсбери было чрезвычайно много путаницы, а в практических действиях много странностей и противоречий.

Ленсбери был глубоко религиозен и вдохновлялся моралью раннего христианства. Если бы вы попытались свести его взгляды к самой основе основ, то получилось бы евангельское: «возлюби ближнего, как самого себя». Отсюда Ленсбери выводил свой социализм. Он нападал на буржуазию, но разве Христос не изгнал бичом из храма ростовщиков и менял? Он требовал устранения социального неравенства и ликвидации крупного капитала, но разве Христос не сказал, что легче верблюду пройти в игольное ухо, чем богатому войти в царствие небесное? Эти и подобные образы оказывали сильнейшее влияние на психологию Ленсбери и определяли направление и формы его борьбы.

Впрочем, борьбу он понимал очень своеобразно. Классового принципа Ленсбери не признавал. Революция его пугала. Он был последовательным пацифистом как во внешних, так и во внутренних делах. Ему были сродни толстовские идеи непротивления. Что же тогда оставалось? Оставалось лишь убеждение инакомыслящих — убеждение словами и собственным примером. И Ленсбери действительно старался убеждать. В своей парламентской деятельности он больше всего ценил как раз эту возможность убеждать противника со столь высокой и авторитетной трибуны. В своей частной жизни Ленсбери старался быть образцом тех добродетелей, которые особенно сильно влияют на массовое воображение. Ленсбери не пил, не курил, был образцовым семьянином. Двери его скромного жилища были открыты для всякого, кто нуждался и помощи или совете. Он всегда о ком-то хлопотал, кому-то оказывал содействие, с кем-то ходил к сильным мира сего. Одно время Ленсбери очень увлекался идеей создания Рабочей церкви, которая использовала бы религиозное чувство масс для борьбы за социальные преобразования, но в конкретных условиях тогдашней действительности из этой попытки не получилось ничего серьезного[67].

Излишне говорить, что в сфере теоретической между мной и Ленсбери была пропасть. Мы часто спорили, но никогда не могли прийти к соглашению. Однако мое знакомство с Ленсбери продолжалось, ибо в практических вопросах дня он часто занимал весьма левую позицию. На это обращал внимание и В. И. Ленин. Так, в своей статье «Конгресс английской социал-демократической партии», опубликованной в 1911 г. в «Звезде», Ленин с явным сочувствием к Ленсбери писал: