Воспоминания советского посла. Книга 1

Набоков сдержал свое слово, и через несколько дней комитет, наконец, получил разрешение английских властей отправлять эмигрантов на «Юпитере». Перед каждым рейсом парохода комитету сообщалось, на сколько мест он может рассчитывать, и затем уже сам комитет составлял список эмигрантов, подлежащих репатриации. Такой порядок нас вполне устраивал. Правда, теперь внутри комитета началась борьба между различными партиями и группировками за количество мест при каждой очередной отправке, но это было уж наше домашнее дело.

Наконец-то домой!

И вот, наконец, наступил этот памятный день: пришла к концу моя эмиграция!

Накануне я тепло попрощался со всеми своими русскими и английскими друзьями, запаковал свой несложный багаж и в последний раз прошелся по зеленым просторам Гайд-Парка. Был май. Весна уже вступила в свои права: солнце пригревало, на деревьях^{28} громко щебетали птицы, под деревьями гуляли в обнимку молодые парочки. Всему этому, как и всему гигантскому городу, как и всем девяти годам изгнания, я мысленно говорил:

— Прости! Теперь передо мной открываются новые, неведомые, прекрасно-заманчивые дали!..

Отъезд эмигрантов из Лондона был обставлен известной таинственностью: поезд, в котором мы должны были следовать, стоял не у главной платформы, а на одном из боковых путей вокзала Кингc Кросс; проходить в него надо было где-то позади здания вокзала; окна вагонов были задернуты спущенными занавесками; железнодорожная прислуга говорила вполголоса, точно у постели тяжело больного. Нас, эмигрантов, было человек 30 — не только из Лондона, но и с континента — и все мы находились в каком-то особом торжественно-приподнятом настроении.

Я ничего не помню о моем тогдашнем путешествии от Лондона до Абердина, кроме того, что выехали мы рано утром и приехали в тот же день поздно вечером. Так полна была душа другими мыслями и чувствами, так мало я обращал внимания на окружающую обстановку. В Абердине мы сразу проехали в порт и погрузились на «Юпитер». Моим спутником по каюте оказался эмигрант из Парижа Анисимов, который страшно боялся подводных лодок. По пути от Лондона до Абердина он просто измучил меня, доказывая, что двух миноносцев для охраны «Юпитера» мало и что мы должны требовать по крайней мере четырех. Теперь, попав на борт парохода, Анисимов совсем загрустил и стал готовиться к смерти. Он дал мне адрес своих родных с просьбой известить их о его гибели, если я останусь в живых.

Однако прошла ночь, а «Юпитер» продолжал стоять спокойно в Абердинском порту. Прошел день — положение оставалось без перемен. Это нас, эмигрантов, стало беспокоить: в чем дело? Уж нет ли каких-либо новых затруднений с нашим путешествием на «Юпитере»? Перед вечером я поймал капитана и спросил его, почему мы не двигаемся. Капитан — старый морской волк с красным лицом и сизым носом, — усмехнувшись, ответил:

— Жду бури.

— Бури? — с недоумением посмотрел я на капитана.

— Да, бури, — еще раз повторил капитан. — В бурю меньше опасности… Субмарины уходят под воду.

Так вот оно что! Ларчик, оказывается, просто открывался.

Прошло еще два дня. Бури все не было. «Юпитер» по-прежнему уныло стоял у стенки. Пассажиры скучали и стали знакомиться друг с другом. При этом выяснилось, что, кроме нас, эмигрантов, на борту находится еще несколько английских чиновников и группа офицеров из русской военной миссии в Лондоне, возвращавшихся в Россию. Некоторые из офицеров были в очень левых настроениях и сразу установили дружеский контакт с эмигрантами.

Наконец, к вечеру третьего дня подул свежий ветер. Лицо капитана оживилось, и на судне началась предотходная суета. Ровно в полночь «Юпитер» отплыл. Огни были потушены. Как легкая тень, он скользнул из гавани в открытое море. Его сразу подхватила волна и закружила, закачала…

Капитан не зря ждал бури. Буря пришла, настоящая буря. Наш маленький «Юпитер» бросало как мячик. Свирепый ветер дико ревел в снастях. Белогривые валы то и дело перекатывались через палубу. Почти все пассажиры лежали пластом, пораженные морской болезнью. Особенно страдал мой сосед Анисимов. Я чувствовал себя немножко лучше и под утро выполз на палубу. Примостившись около мачты, среди каких-то тюков, я понемножку отдышался и на свежем воздухе, пропитанном солеными брызгами, почти совсем оправился. Море бешено кипело. Миноносцы, сопровождавшие «Юпитер», глубоко зарывались в пенившуюся стихию. Часто над водой торчали только их мачты и трубы. Горизонт был окутан черно-синей мглой, в которой то и дело вспыхивали разрывы молнии…

Вдруг на палубе громко затопали матросские башмаки. Торопливо пробежали какие-то люди. Капитан, стоявший в своей рубке, лихорадочно схватился за бинокль. «Юпитер» и миноносцы стали обмениваться таинственными сигналами. Наш пароход круто повернул влево, а миноносцы, сделав красивый разворот, полным ходом понеслись вправо, точно гонясь за кем-то. Напрягая зрение, я пристально всматривался в даль, но нигде не мог ничего заметить.

— В чем дело? — спросил я пробегавшего мимо боцмана.