Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850

Мы покинули лагерь следующим утром, и пошли направо прямо к реке По, очень глубокой реке. Здесь был плавучий мост, на котором могло уместиться пятьсот человек, и с помощью толстого переброшенного каната, за который надо было тянуть, можно было переправиться. На это ушло много времени, особенно на переправу пушек. Уже поздним вечером мы вышли на совершенно пустынные холмы и стали там на ночь. Наша дивизия была отправлена в великолепный город Пьяченцу. Генерал Ланн победил австрийцев и отогнал их к По. Что касается нашей дивизии, нас посылали из одного места в другое, в разных направлениях, чтобы поддержать авангард, и все же мы не стреляли. Мы только маневрировали.

Мы снова направились к По. Перед Монтебелло австрийцы стояли на захваченных ими холмах. Наши войска не смогли подойти к ним — их артиллерия заставила их отойти. Для овладения этими позициями нам пришлось отправить 24-ю и 43-ю полубригады. Генералу Ланну, в конце концов, удалось отогнать их назад к Монтебелло, и он всю ночь преследовал их. На следующее утро он попрощался с ними, а наша полубригада заняла высоты, которые очень дорого обошлись нам, потому что их было вдвое больше, чем нас. Следующим утром мы отправились вслед за огромным авангардом, и мы расположились примерно в полулье от Монтебелло, на широкой равнине, где выращивали шелковицы. Там нам было приказано составить наши ружья.

Мы как раз лакомились спелыми плодами, которыми изобильно были покрыты деревья, как вдруг в одиннадцать часов раздался шум канонады. Мы думали, что это происходит очень далеко, но мы ошиблись, шум приближался. Пришел адъютант с приказом ускорить шаг. Генерал был атакован со всех сторон. «К оружию! — крикнул наш полковник, — вперед, мой храбрый полк! Настал час показать себя!» И мы ответили: «Ура нашему полковнику и всем нашим храбрым офицерам!» Наш капитан с его ста семьюдесятью четырьмя гренадерами сказал: «Я отвечаю за свою роту, и я возглавлю ее». Мы построились повзводно, зарядили наши ружья по ходу марша, и здесь я вложил первый патрон в свое ружье. Я осенил его крестным знамением, и это принесло мне удачу. Мы приблизились к Монтебелло, где увидели много раненых солдат, а затем пошли в бой, который продолжался до конца дня.

В силу своего роста я стоял в третьей шеренге первого взвода. Когда мы выходили из Монтебелло, пушка дала по нам залп картечи, которая никому не причинила никакого вреда. При звуке выстрела я наклонил голову, но мой сержант-майор шлепнул меня по ранцу своей саблей и сказал: «Ты не должен опускать голову». «Не буду», — ответил я.

После первого залпа капитан Мерле воскликнул: «Вправо и влево в окопы!», чтобы не допустить, чтобы мы попали под еще один залп. Поскольку я не слышал команды капитана, я остался совершенно открытым. Я пробежал мимо наших барабанщиков, добежал до пушки и напал на артиллеристов. Они снова заряжали пушку и не заметили меня. Я заколол штыком всех пятерых, а потом вскочил на пушку, и мой капитан обнял меня, когда он проходил мимо. Он сказал мне охранять взятые мной мои пушки, а наши батальоны бросились на врага. Это была кровавая штыковая бойня со стрельбой. Люди нашей полубригады сражались словно львы.

Я недолго оставался в этом положении. Подскакавший галопом генерал Бертье спросил меня: «Что вы здесь делаете?» — «Генерал, вы видите, что я делаю. Это мои пушки, я сам захватил их». — «Хотите чего-нибудь поесть?» — «Да, генерал». (Он слегка гнусавил.) Затем он повернулся к своему конюху и сказал: «Дайте ему хлеба». И, вытащив небольшую зеленую записную книжку, он спросил меня, как меня зовут. «Жан-Рох Куанье». — «Ваша полубригада?» — «Девяносто шестая». — «Ваш батальон?» — «Первый». — «Ваша рота?» — «Первая». — «Ваш капитан?» — «Мерле». — «Скажите вашему капитану, чтобы он в десять часов привел вас к Консулу. Идите и найдите его, оставьте эти пушки».

Затем он галопом унесся, а я, в восторге, со всех ног помчался к своей роте, которая повернула на дорогу справа. Эта дорога была несколько заглублена, по обеим ее сторонам стояли живые изгороди, за которыми было множество австрийских гренадеров. Наши гренадеры били их штыками. Те были полностью рассеяны. Я подошел к капитану и сказал ему, что мое имя было записано. «Это хорошо, — ответил он. — А теперь лезь через эту дыру, чтобы мы смогли догнать роту, они слишком быстро идут и рискуют быть отрезанными. Следуй за мной». Мы полезли в пролом. В ста шагах, на другой стороне дороги, была большая дикая груша, а за ней венгерский гренадер, который ждал, пока мой капитан приблизится к нему, чтобы выстрелить в него. Но тот заметил его и крикнул мне: «Огонь, гренадер!» Поскольку я оказался позади венгра и стрелял в него лишь с десяти шагов, он был убит. Мой капитан обнял меня. «Будьте со мной во время боя, — сказал он. — Вы спасли мне жизнь». И мы поспешили, чтобы догнать роту, которая прошла уже очень далеко.