Воспоминания Свена Стокгольмца

Я думал, что снова стану помощником стюарда под началом Джибблита, или что меня повысят до стюарда, или что назначат кем-то еще. Оказалось, что расстановка персонала в Кэмп-Мортоне претерпела что-то вроде реорганизации. Нильсен, ненавистный повар из Норвегии, уволился минувшей осенью, решив, что его таланты недооцениваются, и предложил свои услуги кухне в Лонгйире.

После нескольких зимних месяцев, в течение которых я думал, что Нильсен живет среди соотечественников, поползли слухи, что повар погиб. В Лонгйире пришли к мнению, что Нильсена отравили шахтеры. По крайней мере двое умерли от приготовленной им еды, а их товарищ, задиристый от водки и измученный несварением желудка, подстерег Нильсена в лагерной столовой. Шахтер предъявил жесткое обвинение. Повар проявил безразличие или, как минимум, недостаточное покаяние, за что шахтер ударил его плоской стороной кулака. Шахтера сочли невиновным в предумышленном убийстве, поскольку он удивился не меньше остальных, когда Нильсен рухнул, словно оглушенный бык, и больше не встал. Впрочем, контракт шахтера аннулировали, а самого его отправили домой в Осло.

Британских обитателей Кэмп-Мортона – и шахтеров, и их начальство – эта история потрясла до глубины души, и по возвращении из зимнего отпуска они обсуждали ее по-прежнему активно. Популярная версия заключалась в том, что Нильсен чувствовал себя столь же нелюбимым в Лонгйире, – вероятно, он чувствовал недостаток признательности всю жизнь и на Шпицберген приехал рогоносцем после того, как жена заявила, что не может съесть больше ни кусочка его тошнотворной стряпни – поэтому он и приправил ту роковую партию еды мышьяком. По другой версии отравление произошло случайно: стряпня Нильсена была столь кошмарна, что отдельные организмы с ней не справлялись. Большинство жителей лагеря свидетельствовали, что чувствовали недомогание, отведав дравле – гадкий десерт из кислого молока; лютефиск – никогда не теряющий вонючий слой из щелочи, фискеболлар – клецки из консервированной рыбы; мосегг – сваренные вкрутую яйца чаек; брюнуст – гадкий коричневый сыр из сыворотки; смалахове, которое Нильсен готовил из тюленьих голов в отсутствие бараньих.

Независимо от причины, но Нильсен погиб. Так же, как и стюард Хэра, тихий, работящий человек по фамилии Траверс. Рекрутеры или чувство долга убедили Траверса отправиться на Западный фронт, и он погиб на третий день пребывания в окопах. Имя Траверса оставалось загадкой для всех, кроме Хэра, который никогда его не называл.

Еще таинственней и актуальней для меня был вопрос, почему Джибблит, сопровождавший Хэра все эти долгие годы, не занял должность стюарда Хэра, которая подразумевала больше авторитета и уважения, чем его нынешнее положение стюарда для одного из подчиненных Хэра, тощего потного типа без шеи по имени Теодор Грандл. Но Джибблит твердил, что с учетом долгой истории их отношений Хэру было бы неловко ему приказывать, а вот Грандл мог распоряжаться им более-менее свободно.

К всеобщему, включая самого себя, удовольствию, Сэмюэль Джибблит заполнил этот вакуум, взяв на себя роль повара. Он заявил, что легко сумеет совместить должности повара и стюарда Грандла, против чего не возражал никто, и меньше всех – сам Грандл.

Потрясенный и сильно взволнованный, я получил назначение на должность стюарда Хэра. Джибблит сказал, что у нас будет много времени, дабы продолжить занятия, ведь ему по-прежнему требовался «поваренок», роль которого я мог исполнять в свободное время. Джибблит был твердо убежден, что к Хэру следует относиться с максимальным уважением, и я с удовольствием с ним согласился.

– Ты не готов, – заявил Джибблит, – но, к счастью для тебя, мистер Хэр – человек добрый, и стружку снимать не станет.

27

Хэр и впрямь не снимал с меня стружку. Если честно, после зимы в компании Тапио я был в высшей степени обескуражен честностью и открытостью коменданта лагеря. По счастливой случайности Эберхард мгновенно понравился Хэру, а Хэр – Эберхарду. Расположение пес выказывал очень сдержанно и избирательно. Он уже ухитрился укусить за палец шахтера, который грубо дразнил его куском мяса, и разжевал кожаные помочи мистера Грандла. Пса могли зарубить на мясо, и я не сумел бы его спасти, но Эберхард быстро снискал милость Хэра и получил полную амнистию.

Так я занялся разной работой – чинил Хэру одежду, сообщал, что он хочет на ужин, Джибблиту, который якобы всегда заранее знал его пожелания; подавал ему приватные ужины; следил, чтобы запасы кларета, бренди, хереса, легкого пива и джина не иссякали и инвентаризировались; наполнял ванну, готовил бритвенные принадлежности и, хотя комендант лагеря предпочитал справляться сам, периодически брил его при приступах сильного тремора. В такие времена Хэр старался оставаться незаметным, но доверие мне все равно оказывал.