Воспоминания Свена Стокгольмца

В Лонгйире мы провели неделю. Не знаю, как старый шотландец умудрился так долго умещать нас в такой маленькой хижине, но он настаивал, что очень этому рад. Илья дважды порывался уехать, называя себя ненужной обузой, но Макинтайр и слышать об этом не желал. Весельем и радостью та неделя не отличалась, но общество Макинтайра действовало целительно. То, что нужно, Чарльз выяснил, не выслушивая чудовищные подробности, и Хельга медленно вернулась к некоему подобию своего нормального состояния. Говорила она тихо и неуверенно, но вполне связно, и снова взяла на себя часть обязанностей по отношению к Скульд.

Услышав, что корабль уходит на север, мы решили на него сесть.

Макинтайр предположил, что Хельга в ее нынешнем состоянии захочет подольше остаться в Лонгйире, но я сказал, что с учетом деликатности инцидента нам разумнее на время затаиться. Макинтайр неохотно согласился. Он по секрету сказал мне, что ему не нравится взгляд Хельги и ему тревожно за то, как она переживет эту зиму. Я поклялся присматривать за племянницей и писать почаще и с тревожными новостями, и с обнадеживающими.

Я пригласил Илью к нам в Рауд-фьорд-хитту – пообещал менее чем за неделю научить его всему, что знаю об охоте и звероловном промысле, но он вежливо отказался. Мы стояли у хижины, курили и беседовали, как всегда, размышляя о происходящем.

– Наверное, хватит с меня Арктики, – сказал он. – Я отнюдь не уверен, что переживу еще одну полярную ночь. Запросто могу сойти с ума. Я не уверен, что мой организм вынесет такие психические и физические лишения, – больше не уверен. Только не после того, что я увидел. – Илья с опаской глянул на хижину Макинтайра. Похоже, он больше не доверял Хельге и делал максимум, чтобы вблизи нее не оказаться, при этом стараясь (у бедняги ничего не получалось), чтобы Хельга его неловкость не замечала.

– Куда же ты отправишься?

– Домой, наверное. На Украину. Может, родным пользу принесу.

Мы с Ильей расстались на самой доброй ноте. Он собирался задержаться у Макинтайра в ожидании корабля на континент. По словам Ильи, им с Чарльзом предстояло многое обсудить. Как только обзаведется адресом, он напишет нам через Макинтайра, чтобы мы не потеряли связь.

Стоя на палубе нашего корабля, я поднял трубку вверх, а двое на пирсе подняли свои.

68

Показавшийся вдали Рауд-фьорд огромной трещиной рассекал территорию острова. Как всегда он взбаламутил мои эмоции, швыряя их из стороны в сторону. Я пытался сосредоточиться на красоте острова, на тишине и уединении, на удаленности от любопытных глаз. Но боль Хельги, потребности Скульд, мой внезапный разрыв с Людмилой мучили, терзали, пускали мне кровь.

Тревожился я не зря. Черная туча накрыла Хельгу быстро и безжалостно. Возможно, она сгустилась над ней в последний день нашего пребывания в Пирамиде. Возможно, дожидалась, когда моя племянница останется более-менее одна. Как бы то ни было, туча давила на нее и в Элисхамне, и в Брюснесете, и в стенах Рауд-фьорд-хитты. Хельга почти не сопротивлялась. Сомневаюсь, что у нее получилось бы. Хельга просто спряталась, как мышь-полевка в нору. Она легла на свою койку и, за исключением пары вынужденных вылазок по работе и для здоровья, а также для удовлетворения своих насущных потребностей, не выходила до ранней весны.

Порой, когда Скульд засыпала, я опускался на колени возле койки Хельги и разговорами пытался вернуть ее к жизни. Я рассказывал разные пустяки, например, о проделках лис, о странных местах, где звери оставляют свой кал; о причудливых выходках Сикстена, о диковинных, недетских словечках, которые произносила Скульд: малышка росла и говорила, говорила, говорила. Толку было мало. Возможно, никакого. Я снова забросил свои охотничьи угодья, даже близлежащие путики, а уж Бискайяхукен – подавно, потому что боялся оставлять Хельгу одну. Я понимал, что никаким ее обещаниям в такой момент доверять не стоит.

Зима шла своим чередом, изнашивая нас, выжимая соки сильнее, чем лето. Полярной ночью человек стареет в два раза быстрее. Потом вернулось солнце, а еще через неделю Хельга ела за обеденным столом, а не апатично смотрела на прижатую к груди миску. Она разговаривала со мной, разговаривала со Скульд, что смотрела на нее с настороженным недоверием лисицы, которая, будучи пойманной однажды, набралась ума. Мы со Скульд понимали, что Хельга еще не пришла в себя. Мы затаили дыхание и ждали.

В конце марта, когда солнце светило часами, а не показывалось на несколько драгоценных минут, Хельга заявила, что хочет устроить прогулку. Возможно, следовало отправиться на пикник. Куда-нибудь, где мы никогда не бывали вместе или не были долгое время. Я спросил, есть ли у нее идеи. Хельга ответила, что уже давно думает о каком-нибудь озере.