Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

У этого плана был недостаток —   он не скрывал его —   что если он сойдет с дороги на Гумбиннен, армия останется без арьергарда, что было особенно плохо, поскольку при этом обрывались его связи с королем Неаполя. Однако выбора не было, и долг подсказывал ему действовать так. Ночная темнота благоприятствовала ему. В двух лье от Ковно, мы покинули берега Немана, и, повернув налево, вошли в лес, на дорогу, которая, как представлялось, приведет нас в Кенигсберг. Многих солдат мы потеряли, поскольку не зная плана и идя поодиночке, они, чтобы попасть в Тильзит, придерживались берега реки. Мы шли всю ночь и весь день и за это время сделали лишь один привал. Белый неоседланный конь, на котором мы ехали по очереди, стал нам большим подспорьем. 14-го декабря, в какой-то весьма неплохой деревне мы остановились на ночь. Здесь я снова потерял двух офицеров; один из них умер ночью, в той же комнате, где спал и я, а другой пропал без вести. Это были наши последние бедствия, ибо, начиная с этой даты, наша ситуация заметно улучшилась. Быстрота нашего марша принесла нам значительное преимущество перед противником. Кроме того, казаки больше не встречались нам на нашем пути, поскольку все они находились на главной дороге. Мы шли по неразоренной стране, имелись и еда, и сани. Затем маршал Ней пошел прямо в Кенигсберг[81] где мы воссоединились с 20-й, все еще находившейся под командованием генерала Маршана.

Если вы помните, сколько мы натерпелись, вы поймете, как мы были счастливы в эти первые дни среди окружавшего нас изобилия, но судя по нашему виду, мы были достойны скорее жалости, чем зависти. 3-й корпус в настоящее время насчитывал около ста пехотинцев, и около сотни солдат всех рангов, больных и раненых, которых везли на санях. Мороз стоял крепкий, и мы использовали все средства для согрева. Поэтому у евреев, по баснословной цене мы приобрели одежду, которую носят местные жители, ведь евреи думали, что мы везем из Москвы несметные сокровища. А вот в Пруссии местные жители к нам относились ровно наоборот. В их вопросах звучало злорадство, в их сочувствии проявлялась несомненная ирония, и с явным удовольствием они снабжали нас ложными сведениями о передвижениях казаков —   часто нам говорили, что они совсем недалеко, а на самом деле, их там и не было. Если кто-либо из наших солдат уклонился от главной дороги, местные крестьяне тотчас разоружали его, и только после угроз их возвращали нам назад.

Один протестантский священник дошел до того, что заявил мне, что наши несчастья —   это справедливая кара Божья за ограбление Пруссии —   страны, союзником которой мы притворяемся. Я должен признать, что нас мало задело это негостеприимство —   счастье от хорошей еды и удовольствие от сна в теплых домах, полностью поглотило нас.

Король Неаполя, полагая, что маршал Ней все еще идет в арьергарде, отправился в Кенигсберг по дороге из Гумбиннена. Офицер, которого он послал с донесениями к маршалу, попал в руки казаков, и чудом избежав плена, вернувшись, доложил ему, что арьергард уничтожен, и что в настоящее время никто не стоит между ним и врагом. Потом король ускорил свой марш, и потому прибыл в Кенигсберг раньше нас. Город был уже переполнен —   генералы, офицеры, гражданские лица, солдаты —   все спешили воспользоваться его ресурсами. Трактиры и кофейни не успевали обслуживать всех желающих. После стольких голодных дней офицеры проводили в них дни и ночи, и, перепившись, спали за столами. Лавки брали штурмом. Солдаты спешили продать привезенные из Москвы драгоценности и драгоценные камни, которые они принесли из Москвы, и их было так много, что вскоре в городе не осталось золота, даже не смотря на выгоду, которую его жители —   чья дерзость дошла до крайнего предела —   извлекли из нашего положения. Первой задачей короля Неаполя после его прибытия в Кенигсберг было восстановить хоть немного порядок в нашей совершенно дезорганизованной армии. Обстоятельства благоприятствовали ему —   ведь маршал Макдональд, с 10-м корпусом после ухода из Курляндии остановился в Тильзите, на Немане, и тем самым защищал остальную часть армии. Вместе с пруссаками у него было 30 000 человек. Остальные корпуса король Неаполя направил для реорганизации на Вислу. 1-й корпус в Торн, 2-й и 3-й в Мариенбург[82], 4-й в Мариенвердер[83], 5-й в Варшаву, 6-й в Плоцк, 7-й в Венгрод[84], 9-й в Данциг. Австрийцы стояли в Остроленке, кавалерия в Элбинге[85]. Гвардия и генштаб —   в Кенигсберге. Как только эти расквартирования были закончены, поступил строгий приказ, гласивший, что все находящиеся в тот момент в Кенигсберге генералы и офицеры, потерявшие свои части, и чей унылый вид еще больше усиливал презрительное отношение к нам местных жителей, обязаны покинуть город в двадцать четыре часа. Второй приказ объявлял, что каждый солдат, перешедший через Вислу, будет считаться дезертиром и изменником.