Воспоминания уцелевшего из арьергарда Великой армии

До моста через Неман в Ковно оставалось еще двадцать шесть лье, и нельзя было терять ни минуты, а то, что мы провели в Вильно целый день, дало русским большое преимущество. Мы стучались во все двери и просили хлеба. Ту еду, что мы нашли, мы израсходовали сразу, мы не сделали никаких запасов, нам нечего было везти, даже если бы имели средства передвижения. Таким образом, одни и те же бедствия, описанные ранее, продолжали преследовать нас, а мы были так истощены, что у нас не было никаких надежд на выживание.

В лье из Вильно есть высокая гора, крутая и полностью обледеневшая, и она стала роковой для наших повозок, которым удалось уцелеть на Березине. Нашим лошадям с невероятным трудом удалось взойти на нее, но пушки и фургоны мы спасти не смогли. У подножия этой горы мы видели всю гвардейскую артиллерию, экипажи Императора, и сокровищницу армии.

Проходившие мимо солдаты ломали фургоны, и уносили на себе их содержимое —   великолепные платья, меха, парчовые ткани, золотые и серебряные монеты. Странное зрелище —   умирающие от голода люди, но с полными карманами золота, собирают рассыпанные на снегах России роскошные вещи, сделанные в Париже. Разграбление продолжалось до того момента, когда пришедшие казаки напали на мародеров и отняли у них награбленное.

При подъеме на эту гору мои люди разбежались, чтобы принять участие в грабеже. И потому, поднявшись наверх, я не нашел рядом с собой ни одного из 4-го, хотя некоторые позже присоединились ко мне. Один из моих майоров —   командир батальона, тяжело больной —   его везли на санях —   он исчез, и больше мы его не видели. В первый день мы прошли девять лье. Во второй —   пункт назначения Жижморы[78] —  семь лье. Генерал Маршан уже не возглавлял нас, я один вел полк.

Офицеры умоляли меня сделать привал в лье от нашей цели, но от Жижморов до Ковно десять лье, и пушка нашего арьергарда напоминала мне, что в последний мы должны прийти завтра. Естественно, я настоял, чтобы продолжать марш к Жижморам, где мы нашли убежище в переполненных ранеными лачугах.

На следующий день, 12 декабря, в пять утра мы пошли дальше. Темнота и лед на дороге сильно замедляли наш ход. На рассвете офицер сообщил мне, что маршал Ней с арьергардом в течение ночи прошли Жижморы, что он впереди нас, и что теперь между нами и врагом никого нет.

Это был, пожалуй, самый трудный момент этой кампании. Я огляделся —   двадцать больных офицеров, двадцать наполовину вооруженных солдат —   вот мой полк и все, что осталось, чтобы сохранить нашу свободу и наши жизни.

Мы почти дошли до Немана, и в одно мгновение могли лишиться результатов двухмесячных страданий, исключительной преданности и стольких жертв. Мысль об этом чуть не лишила меня самообладания.

Я ускорил марш, не обращая внимания ни на свою усталость, ни на усталость моих товарищей, не обращая внимания на обледеневшую землю, по которой нам так тяжело было идти. Я уже ходил по этой дороге —   в июне месяце, после нашего прохождения Немана. Тогда, в то самое прекрасное время года она была покрыта многочисленными войсками, вызывавшими большее восхищение своим пылом и энтузиазмом, чем даже их прекрасный внешний вид. А теперь вот —   толпа оборванных бродяг, слабостью своей похожих на трусов —   в любой момент готовые умереть от усталости, порожденной стремительным бегством от сильного врага. Этот отвратительный контраст между воспоминаниями и реальностью пробудил меня, и я обнаружил, что я еще выдержу много испытаний.

Уже на полпути к Ковно я получил хорошее известие —   маршал Ней с арьергардом все еще позади нас. Это открытие позволило мне дать моему полку несколько минут отдыха среди руин села Риконти[79]. Затем мы возобновили свои усилия, чтобы дойти до Ковно, который, казалось, убегал от нас.

Два офицера, ехавших в санях, очень хотели, чтобы я занял место рядом с ними. Я отказался, желая. Чтобы мои спутники вдохновлялись, глядя на меня. Тем не менее, я признаю, что я считал себя достойным уважения за этот отказ. Никогда ранее я не испытывал такой усталости, и неоднократно думал, что я упаду на этой дороге и никогда не дойду. Наконец, мы увидели Неман, а потом вошли в Ковно. Пока солдаты искали ром и сухари, я обессиленный лежал на углу какой-то улицы. Жилья найти не удалось, поэтому я и мои офицеры были вынуждены силой вломиться в дом занятый 4-м корпусом, солдаты которого отказались впустить нас, и там на полу заночевали.

Вскоре после нас прибыл маршал Ней. Часть арьергарда он оставил за городом. Вечером с другими полками к нам присоединился генерал Маршан, и издал приказ начать марш в пять часов утра следующего дня. Мы должны были пересечь Неман и навсегда покинуть эту злосчастную землю.