Восстание Бекингема

Предатель Бекингем. Пусть Джеймсу

Тиреллу приказ передадут сейчас же!

Пожалуйста, займитесь этим, Рэтклифф.

РЭТКЛИФФ.

Будет исполнено, милорд.  (Уходит.)

                        ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. Картина третья.

Кройлендское Аббатство в Линкольншире. Джон Мортон сидит в келье за наклонным письменным столом и что-то пишет на пергаментном свитке. Потом откладывает перо и задумывается.

МОРТОН.

Уж скоро восемь дней, как не стихает буря.

Мне кажется, что ветры всей Земли

Столкнулись в драке, в мощной круговерти

И соревнуются между собой, своею похваляясь силой.

Они беснуются в неистовой игре, свирепствуют

В единоборстве жутком, обрушиваясь тяжело

На скалы, как молот кузнеца на наковальню,

И разбивают их шутя, и каменные глыбы

Отрывают от неприступных их, седых вершин.

И каждую их страшную победу

Удары грома шумно прославляют, как будто

Пушечные залпы триумфально встречают корабли,

Вернувшиеся в порт. И молнии им трепетно мигают,

Как маяки с далёких берегов.

А я смогу ль найти корабль быстроходный,

Чтобы покинуть этот берег бесприютный

И обрести в чужом краю враждебном

Хоть сколь-нибудь надёжное укрытие?

На склоне лет я стал бродягою бездомным,

Затравленным скитальцем, отщепенцем,

Преступником в своей родной стране.

Но полно горевать и на судьбу ссылаться!

Мне надо предпринять ещё попытку

Покинуть этот негостеприимный край,

Где на меня  устроили облаву

И гонят, словно бешеного пса, надеясь,

Что я где-нибудь паду и сдохну.

А я совсем уж было выбрался отсюда

И мог спокойно жить во Франции сейчас,

Когда б не этот ураган злосчастный!

И хорошо ещё я  вовремя заметил

Начальные приметы приближения шторма,

Чуть только мы ступили на корабль.

Когда же все попрятались от ветра,

Я золотом матросов подкупил

И незамеченным спустился с ними в шлюпке.

Едва успели мы до берега добраться,

Как разразилась буря. Оглянувшись,

Успел увидеть я, как наши корабли

В кипении бурлящих волн

Взлетают с лёгкостью на их крутые гребни

И падают, стремительно кружась,

В глубокую пучину моря. И ветер их несёт,

Словно скорлупки грецкого ореха,

И беспощадно в щепки разбивает,

Их направляя прямиком на скалы.

Не знаю я, что стало с Бекингемом,

Но полагаю, что он  кончил плохо,

Как и заслуживал по глупости своей

И трусости безмерной и порочной,

Что сделала предателем его

И отвратила от него друзей.

Мне удалось его покинуть незаметно,

И больше он обузой мне не будет.

А то он начал мне надоедать своими выходками,

Глупыми речами, которые произносил повсюду,

И с каждым разом приукрашивал всё  больше,

Присочиняя сказку про убийство принцев.

И всё  рискованней для наших бренных  жизней

к восстанию народ он подстрекал.

По счастью, мы  расстались  с Бекингемом,

И я смогу свой скромный труд закончить,

В котором  в самых чёрных красках

Я описал деяния нынешнего короля,

Ричарда Третьего, его представив извергом

И душегубом, каких ещё не видел род людской.

Что перед ним Калигула, Нерон, Тиберий

Или ещё какой тиран  античный,

Что, как кровавый и безжалостный мясник,

Терзал и подданных своих, и их рабов несчастных?

И что в сравнении с ним жестокий Ирод,

Бесчеловечно истребляющий младенцев?

Что перед ним Батый иль Тамерлан,

Иль Аттила? Или иной тиран свирепый,

Когда по описанию моему и по моим сравнениям

Субъективным все, пролитые ими реки крови,

Не стоят трепетной слезы двух юных принцев,

Задушенных безжалостным убийцей,

Что подчинился воле короля?

И пусть всё это – вымысел безбожный,

И в описании нет ни слова правды,

Путь к отступлению мне отрезан навсегда.

Ведь я в такой клубок интриг ввязался,

Что мне наградой будет либо плаха,

Либо высокий сан архиепископа,

Что получить смогу я только при Тюдоре

Ценой погибели своей души бессмертной,

Потерей совести моей и чести,

И отторжением от Англии земель Плантагенетов.

А, ну и чёрт с ней, с Англией и всеми землями её!

Гори они огнём, и здесь, и там, во Франции! (Крестится.)

О, Господи, прости меня за ругань!

С Тюдором я сюда вернусь, как победитель.

И если я в его возможностях не ошибаюсь,

При нём в этой стране такой террор начнётся,

Что люди станут смирными, как овцы,

А овцы будущему государю станут

Дороже многих подданных его,

Которых будет стричь он, как овец.

Тогда и мне от милостей его

Перепадёт немало почестей и власти!

И о себе в правление Тюдора,

Оставлю я весьма заметный след.

Хоть вряд ли будут поминать меня

Добром на этом свете. Ну, а на том?

Кто может это знать? Допустим,

Душу я свою спасти всегда успею.

Епископы в аду ведь не горят.

А как быть с совестью? А, пустяки! (Отмахивается.)

По нашим временам, честь, совесть –

Всё это избыточная  роскошь!

Договорюсь и с совестью своей.

Мне не впервой! (Присаживается к столу.)

Теперь оставлю я далёкие мечтания

И снова к своему труду вернусь.

Мне надлежит продолжить описание

Кровавых, мною измышлённых преступлений

Короля  Ричарда Третьего, придумав ему наскоро

И приписав, хотя б с десяток ложных обвинений.

Итак, в чём я ещё сумел бы его обвинить?

Чтобы ответить на этот вопрос нелёгкий,

Мы обратимся к предыдущим войнам.

И если точно следовать истории, то получается,

Что в первый раз он  руки обагрил невинной,

Незаконной кровью в битве при Тьюксбери,

Когда убил Эдуарда, принца Уэльского,

В сражении. Нет сведений о том,