Восстание Болотникова 1606–1607

Приведенные данные о денежном и хлебном «жалованье» «разоренным» дворянам, важные сами по себе как одно из проявлений все той же политики Василия Шуйского по борьбе за консолидацию господствующего класса землевладельцев, могут быть привлечены и для рассмотрения поставленного выше вопроса о порядке осуществления земельных и денежных раздач: наличие ряда (по меньшей мере — двух) царских указов и боярских приговоров по таким сравнительно второстепенным вопросам, как выдача денежных и хлебных «пособий» помещикам, «разоренным» в результате восстания, усиливает вероятность подобного рода решений высших органов власти и по вопросу о раздаче земель и денег служилым людям, подобно тому, как это имело место после взятия Тулы Василием Шуйским.

Во всяком случае, не может быть сомнения в том, что, например, раздача денежного жалованья нижегородским служилым людям весной 1607 г., засвидетельствованная Нижегородской десятней, происходила на основании именно такого акта.

П. Г. Любомиров, исследовавший Нижегородскую десятню 1607 г., полагает, что раздача жалованья нижегородским помещикам явилась наградой им за «участие в битвах с ворами при Серебряных Прудах и на реке Восме». Тот же исследователь, отмечая, что в числе получивших жалованье в десятне значатся руководители движения в Приволжье — князь И. Д. Волховской и И. Б. Доможиров, — приходит к выводу, что «царь Василий, видимо, не мстил своим нижегородским изменникам». По мнению П. Г. Любомирова, «может быть, таким «беззлобием» и милостивой наградой за первый подвиг (имеются в виду сражения с Болотниковым. — И. С.) Шуйский стремился окончательно «поворотить» к себе своих недоброжелателей и создать из нижегородского дворянства в целом опору для себя в будущем на случай повторения смутных дней»[1246].

С такой оценкой политического смысла раздачи жалованья нижегородским помещикам можно вполне согласиться. Следует только отметить, что о «беззлобии» Василия Шуйского в данном случае можно говорить лишь весьма условно. Ибо, раздавая денежное жалованье одной части нижегородских помещиков, Шуйский одновременно лишал этого жалованья другую часть нижегородских дворян, именно тех, кто оказался «нетчиками»: «многим за неты» жалованье дано не было[1247].

Необходимо признать при этом, что указанные данные Нижегородской десятни о «нетчиках» интересны не менее, чем данные о раздаче жалованья. Ибо тем самым Нижегородская десятня не только дает новый материал, характеризующий методы, использовавшиеся правительством Шуйского для привлечения служилых людей в армию, но и знакомит нас с другой стороной процесса борьбы, шедшей вокруг вопроса об армии Шуйского, заставляя признать, что, несмотря на несомненное наличие известной консолидации класса феодалов-землевладельцев и на активную политику Шуйского, стремившегося усилить эту консолидацию, размеры процесса сплочения сил господствующего класса все же нельзя преувеличивать.

Обращение к другим источникам подтверждает это заключение.

Прежде всего следует подчеркнуть, что далеко не все служилые люди и в «калужский» период восстания Болотникова перешли на сторону Шуйского. Известная часть помещиков, особенно в Приволжье, продолжала принимать прямое участие в борьбе против Шуйского.

Во-вторых, сам переход тех или иных групп дворян на сторону Шуйского вовсе не означал установления полного единства интересов этих дворянских групп с лагерем Шуйского. Напротив, можно проследить, как, участвуя вместе с Шуйским в борьбе против Болотникова, дворянские представители продолжали занимать враждебную Шуйскому позицию в таких вопросах, где сталкивались интересы боярства и дворянства. Примером подобного столкновения может служить рассмотренный нами выше (в главе IV) спор между Андреем Ржевским и князем М. Ф. Катиным, где позиция дворянства нашла свое выражение в обвинении А. Ржевским князя Кашина: «его-де, государь, во Брянске лише имя было, а служба де была и промысел мой...; вели, государь, про то сыскать всей ратью», — обвинении, отвергнутом Шуйским, открыто ставшим на сторону князя Кашина и заявившим А. Ржевскому: «Потому князю Михаилу дана шуба и кубок лутче твоего, что он боярин да перед тобою в отечестве честной ч[еловек]»[1248].

Есть основания полагать, что и сам П. Ляпунов, перейдя на сторону Шуйского, сохранил свое положение вождя дворян-помещиков.

С этой стороной деятельности П. Ляпунова нас знакомит группа актов, относящихся к Арзамасскому уезду.

2 июня 1607 г. арзамасский воевода Т. М. Лазарев «по государеве грамоте» отписал «на государя» у арзамасского помещика Плакиды Панова, «за ево воровство, поместье в Арзамасском уезде и животы за то, что он на государеву службу не поехал и, зделав воровской наказ, посадцких людей продавал и иных многих людей грабил»[1249]. Конфискованное у Плакиды Панова поместье было пожаловано в поместье же дьяку А. Иванову, с именем которого нам уже приходилось сталкиваться в связи с его дипломатической деятельностью.