Восстание Болотникова 1606–1607

Такое положение дел с финансами заставляло Шуйского итти на самые крайние меры для того, чтобы получить деньги на уплату жалованья служилым людям. По словам Исаака Массы, Шуйский в марте 1607 г. «повелел распродать из казны старое имущество, как-то платья и другие вещи, чтобы получить деньги, а также занял много денег у монастырей и московских купцов, чтобы уплатить жалованье несшим службу»[1277]. Русские источники подтверждают и дополняют это свидетельство. Так, в приходо-расходных книгах Иосифо-Волоколамского монастыря отмечено, что в марте 1607 г. «по цареве... грамоте отвезли из монастыря к Москве в его государеву казну в Большую Четверть келарь старец Леонид да казначей старец Таврило государевым охочим людем на жалованья монастырских денег три тысячи Рублев денег, и в тех деньгах в отписи ме[с]то государеву грамоту привезли, что деньги в государеву казну дашли. А по деньги присыльники приезжали: перво приезжал государев дворянин Родион Всеволоцкой, а вдругоряд приезжал государев подьячей Иван Алексеев. По тех высылке и по грамоте деньги отвезены»[1278]. Авраамий Палицын сообщает, что Шуйский трижды брал деньги из казны Троице-Сергиева монастыря: «первее 18 355 рублев, второе же взят у келаря старца Авраамия Палицына во осад на Москве 1000 рублев, паки же третие взят на Москве же во осад 900 рублев»[1279]. При этом А. Палицын выразительно озаглавливает главу, в которой говорится об этих поборах Шуйского: «О оскудении денежный казны в дому чюдотворца Сергия и о последнем грабежу в монастыре от царя Василия»[1280].

Еще более интересен рассказ Ивана Тимофеева, обвиняющего Шуйского в том, что этот нечестивый царь «и освященным сосудом в соборех и по святым лаврьским местом всех градов своего владычества, иже преже бывших царей с роды вданные по душах их в вечную память, сия он к потребе своего студожительства в сребреницах разлияти не устыдеся, извет творящу, яко бутто воином раздаяния летняго их урока ради, истовый их весь урок, на то отлученый предваршими царьми, вся сребреницы преже блуднически изжившу»[1281]. Таким образом, Шуйский вынужден был пойти даже на такую меру, как повсеместная конфискация у церквей и монастырей драгоценной церковной утвари и переплавка ее в металл для чеканки серебряной монеты на уплату жалованья служилым людям. Это свидетельство приобретает особую ценность, если учесть, что И. Тимофеев, как дьяк, к тому же бывший в 1604 г. дьяком Большого прихода[1282], конечно, был прекрасно осведомлен о наличных средствах, имевшихся в казне. Поэтому его утверждение, что Шуйский «изжил» все деньги, предназначенные на уплату жалованья («урока») служилым людям, заслуживает доверия, как показатель того, что в казне Шуйского денег действительно не было. Точно так же И. Тимофеев, несомненно, точно передает официальное объяснение целей, которые преследовались правительством Шуйского при конфискации и переплавке церковной утвари, хотя сам И. Тимофеев и не признает правильности официальной версии, называя ее «изветом». В данном случае, однако, скептицизм И. Тимофеева вряд ли имел под собой основание, и можно думать, что правительство Шуйского решилось на такую рискованную меру, как «грабеж» монастырской казны, лишь потому, что у него действительно не было иной возможности получить деньги на уплату жалованья ратным людям.

Политический смысл всех финансовых мероприятий Шуйского состоял в том, чтобы сосредоточить в своих руках достаточное количество денег, наличие которых давало бы ему возможность двояким образом воздействовать на состояние своей армии: во-первых, щедрой раздачей денежного жалованья привлекать на свою сторону служилых людей — помещиков; во-вторых, нейтрализовать действие на состояние армии такого явления, как «нетство» служилых людей и «даточных», путем найма «охочих людей».

Таким образом, финансовая политика Шуйского находилась в самой прямой и непосредственной связи с его политикой в вопросе об армии. Однако результаты ее были не более удовлетворительными, чем результаты политики строительства армии. Именно это обстоятельство дало возможность автору «статей о смуте» создать свой знаменитый образ — сравнение Василия Шуйского с бесперым орлом, не имеющим клюва и когтей, указав, что «царь бо, не имый сокровища многа и другов храбрых, подобен есть орлу бесперу и не имущу клюва и ногтей: вся бо богомерзкий Росстрига ходящему сребру царская сокровища истощи и теснотою скудости ради ратные люди стесняющеся вси»[1283].

В нашем обзоре политики Шуйского в ее отношении к восстанию Болотникова нам осталось рассмотреть политику Шуйского по вопросу о крестьянах и холопах.