Восстание. Документальный роман

Спустя полчаса перекатывания с боку на бок и неожиданных ударов дощатым полом по заднице мы выехали на более-менее ровную дорогу и миновали Батинкур. Шоссе забралось на холм, и солнце, нашедшее окно в сиреневой хмари, выхватило деревни с крошечными домиками на соседних холмах. Поля здесь чем-то напоминали осинторфские, но не были столь пустынны, проглатывали внутрь себя пашни, окаймлялись перелесками, заполняли пространство какими-то проектами своих хозяев, а не просто зябью и озимым клином. Дорога нырнула в каньон, и справа пронесся скорописью виадук. К шоссе примкнула железная дорога. Изредка встречались автомобили. Начался дождь, и я спрятался под кожухом. Когда дождь закончился, мы должны были добраться, по моим расчетам, в горы — восточные Арденны. Слив дождевую воду за борт, я пригляделся и увидел, как впереди туман летит со дна ущелья: сначала клоками, а потом завесой. В низинах реки кипели туманом, будто там кто-то кипятил молоко, а утесы Арденн торчали из этого варева желтыми зубами.

Облака неслись так же низко, как в Нацвейлере, и вдруг исчезли, целиком убравшись с небосклона, будто их только что и не было. Я вспомнил раздавленного бифо и закрыл глаза. Передо мной мельтешили трещины в известняке, отбойные молотки, стоящие в кругу капо — и все это будто на проматывающейся с невиданной скоростью кинопленке. Впрочем, долго поспать не удалось. Машина стояла на обочине, и водитель пихал меня в плечо. Нагретый солнцем кожух к вечеру остыл, и мокрая рубашка неприятно липла к телу. Дул ветер и становилось зябко. Не хотелось выгонять себя из теплого кузова в мокрый после дождя лес и вновь прятаться, пережидать, стряхивать с себя насекомых. «До поворота на Динан постов не было, — сказал водитель на немецком. — А дальше опасно. Иди к Динану, но не по шоссе, а по дороге, где возят лес. Доберешься до Меза, иди вверх по течению. Ночью можно переправиться на другой берег на водном велосипеде. Кто-нибудь обязательно оставит велосипед без замка. Дальше опять иди вверх по реке и так до Профондевиля». Он протянул мне руку, и я дольше, чем следовало, задержал ее в своей ладони, желая продлить прикосновение к теплу перед промозглой ночью. До Динана предстояло идти десять километров, и потом еще семнадцать до дома, где следовало спросить Сержа.

Заваливающееся к горизонту солнце пронзало лес своими лучами, холодный воздух бродил как молодое вино. Я бежал, поскальзываясь в грязи, по лесовозным дорогам, точнее, между колей или вообще сбоку, изредка притормаживая, чтобы сорвать несколько земляничин. Ботинки и одежда вымокли, я стер ноги и хромал. Двигаться приходилось все время вниз по склону. Борт долины Меза спускался к реке террасами, и твердая дорога вилась вниз по ним змейкой. Я же бежал напрямую, почти по линии падения воды, пересекая шоссе, прислушивался, не едет ли автомобиль. Рядом журчали ручьи. Стемнело, когда показались дома Динана — сначала низенькие, а ближе к Мезу многоэтажные. На улицах почти не было людей. Я понял, где набережная, и пошел параллельно ей вверх по течению, быстро, всем видом показывая, что озабочен и тороплюсь. Некоторые встречные с недоумением смотрели на меня, пряча, впрочем, глаза, и я понял, что выгляжу как etranger. Однако другого пути к убежищу не было. Над Динаном нависали скалы, обходить их было бы трудно и долго. Миновав центр, я поднял взгляд вверх и увидел, что над городом висит огромное темное осиное гнездо, а справа от него торчит гигантский зуб с отколовшимся куском кости. Присмотревшись, я разглядел крепость и двуглавую скалу над ней, по которой висели гирляндами виноградники. Крепость, как и некоторые дома в городе, зияла пробоинами — видимо, Динан захватывали с боями. Выше по течению нашелся непривязанный, выволоченный на берег водный велосипед. Переправляться было страшно, потому что слева зияли сбросы плотины и вода, падая, гремела как поезд. Однако педали задавали ход, темный низкий берег приближался. Причалив, я спрятался под крону ивы, съел пирог, запил его водой из фляги и поплелся по шоссе, стараясь дойти до Профондевиля и постучаться в нужный дом до момента, когда меня раскроет рассвет.