Восставшая Луна

– Как подготовить? – спрашивает Хоссам Эль Ибраши.

– Пусть будет в плавках.

Голос Брайса – хриплый и сдавленный от желания. Хоссам Эль Ибраши опускает голову и уходит. Брайс облокачивается о край бассейна. Грязь сползает с бугров его живота и грудей. Грязь мерцает в складках его шеи, между подбородками. Он размазал ее по скулам как боевую раскраску. Он дышит тяжело, но равномерно: его сердце – в цепких тисках стенокардии. Еще годится для ста тысяч ударов, заверили врачи. Жителям Жуан-ди-Деуса лучше помолиться, чтобы они оказались правы. Он чувствует, как пенис шевелится в теплой и тяжелой грязи.

– Брайс.

Хоссам Эль Ибраши стоит позади мальчика, положив руку ему на плечо.

– Спасибо, Хоссам.

Брайс окидывает Робсона Корту критическим взглядом. Плавки миниатюрные, чисто белые. Босой: Брайсу ни разу не удалось достичь оргазма, если ступни партнера были хоть чем-то прикрыты.

– Хм, ну-ка, подойди ближе, ближе, давай взглянем на тебя. – Он слышит в собственном голосе пульсацию желания. Вот сейчас он отнимет у Лукаса Корты все.

– Я же вроде велел тебе накачать мускулы. Ты тощий, как гребаная девчонка.

Нет ответа. Вызов в глазах и на устах. Это хорошо. Угрюмцы – это мило. Угрюмцев весело ломать.

– Ну, видимо, и так сойдет. Снимай.

– Что?

– Оно заговорило. Чудо из чудес. Плавки снимай.

Милый ужас на мальчишеском лице. Попал, прямо в яблочко. И это только начало: он еще много-много раз попадет куда надо.

– Мать твою, малый, – ты думал, что сейчас будет? Раздевайся догола.

– Э-э, если можно… – Робсон щелкает пальцами: «Отвернись, отвернись». Теперь очередь Брайса изумляться от неожиданности. – Мне нужно, чтобы меня не видели.

– Что тебе нужно, парень, так это снять плавки.

– Да, конечно, но…

– Ладно, черт с тобой.

Брайс перекатывается в грязи. Мальчишка Корта за это поплатится позже. Маккензи. Был, есть, всегда будет: Маккензи. Его собственность.

– А теперь полезай сюда.

Услышав, как Брайс приказывает ему раздеться догола, Робсон подумал, что его сердце сейчас остановится. Спрятать смерти в миниатюрных белых плавках было просто. Он воткнул обнаженные иглы в эластичную белую ткань – обнаженные, поскольку Робсон знал, что, когда дойдет до дела, у него не будет времени, чтобы выпустить смерти из пластиковых контейнеров. Обнаженные иглы рядом с кожей. Двигаться пришлось осторожно и аккуратно. Но трейсер или фокусник не делает неосторожных, неаккуратных движений.

Оставлять оружие на полу брайсовского бассейна в его планы не входило.

Надо действовать быстро, уверенно и не подвергая опасности самого себя. Поспешность, неосторожность, невнимательность – и он будет блевать, кровоточить, гадить собственными органами на резиновую циновку. Берем одну, аккуратнее, потом другую. Он вытаскивает первую, красную смерть из плавок и вплетает в волосы. Надо запомнить, где она: надо выжечь это знание в мышечной памяти. Промах недопустим. Затем идет синяя смерть, потом – зеленая.

– Почти готов, – говорит Робсон. Белая, черная: вплетены в его афро. – Вот, теперь все.

Он еще никогда не чувствовал себя более обнаженным, беззащитным, открытым. Он кожа, мясо – ничто. Он опускается на колени рядом с бассейном грязи. Не может заставить себя коснуться ее. Это скверна. Если он коснется грязи – больше никогда не будет чистым. А на мужчину, который развалился в ней с улыбкой, Робсон не может даже взглянуть. Это нечто за пределами скверны. Это гниль.

– Ну, разве так не лучше? – Брайс скользит под Робсона, улыбается ему. Морщит мясистые губы. – А теперь поцелуй меня, как целовал своего сраного дружка-педика.

Робсон наклоняется ближе.

– Нет.

Он протягивает руку к волосам. Память тела безупречна. Он берет Красную Смерть и втыкает ее Брайсу в левое глазное яблоко.

– Это за Рафу! – кричит он, когда Брайс начинает корчиться от мучительной боли: игла пульсирует в его кровоточащем глазу. Крик умирает на губах Брайса, его тело сотрясают конвульсии, на поверхности бассейна появляется пятно вонючей жидкой диареи. Вторая Смерть уже в пальцах Робсона. Он вгоняет ее чисто и глубоко в правый глаз Брайса.

– Это за Карлиньоса.

Брайс вслепую размахивает руками, как безумный. Робсон без труда хватает одну из них, вытащив следующую Смерть из волос. Струйки крови бегут по запястью Робсона: у Брайса кровоточат кутикулы. Кутикулы, уши, слезные протоки, уголки лягушачьего рта. Кровь стекает по трясущимся брылям на взбаламученную грязь. Его кишечник и мочевой пузырь все еще извергают содержимое в бассейн.

Третья Смерть, смерть души, входит в левое глазное яблоко рядом с первой.

– Это за трейсеров из Царицы Южной. – Робсон теперь рыдает на грани истерики.

Кто-то вопит – протяжно и пронзительно, тоненьким голосом. Брайсовы глаза могли бы закатиться, но иглы не дают им шевелиться в орбитах.

– Это за Хоана, – рычит Робсон. Он наполовину ослеп от слез, каждая его мышца напряжена от самоконтроля. Он втыкает четвертую иглу: Смерть собственного «я».