Восставшая Луна

Руки больше не пытаются схватить Робсона: они дрожат, умоляют. Горло Брайса судорожно сжимается: волна кровавой рвоты извергается из кровоточащих губ, хлещет на жирные груди. Грязевой бассейн – вонючее болото мочи, кала, крови, рвоты и распадающихся внутренностей. Уверенные пальцы Робсона вытаскивают Последнюю Смерть из его афро. Он держит черную иглу перед слепыми глазами Брайса.

– А это за меня.

И вонзает ее глубоко в левое глазное яблоко Брайса. Каким-то образом тоненький голосок пробивается сквозь многослойный ад галлюцинаций, боли и отключившихся чувств.

– Гребаные. Корта. Бомбы. Город заминирован. На мое сердце. Бомбы!

Робсон замирает. Дверь в спа-салон распахивается. Влетает Хоссам Эль Ибраши с двумя клинками наготове. Робсон поспешно пятится, и внезапно раздается

свистящее шипение. Что-то обвивается вокруг горла Хоссама. Кубики из необработанного камня крутятся, ускоряясь, и сокрушают его голову, как манго.

Рубака «Маккензи Гелиум», девушка, вбегает в комнату, втыкает нож ему в легкое, но импровизированный болас уже сделал свое дело.

– Ты в порядке?!

Португальский. «Вагнер говорит: ты не один».

– Это место заминировано, – шепчет Робсон. Силы покинули его.

Брайс Маккензи с улыбкой соскальзывает в омерзительные нечистоты своей смерти.

Рубака протягивает руку. «Тут повсюду бомбы, бомбы, надо выбираться, а она протягивает руку?»

– Бомбы подсоединены к сердцу Брайса! Если он умрет…

Рубака поднимает Робсона на ноги. Грязь закрывает лицо Брайса Маккензи, льется в его открытый рот.

– А, эти… – У нее акцент сантинью. И неужели Робсон слышит голоса, крики, шум битвы? – Мы их нашли и отключили несколько месяцев назад.

Робсон делает неуверенный шаг. Рубака сбрасывает жакет и сует руки Робсона в рукава. Он начинает дрожать: сильнейшие мучительные спазмы сотрясают все его тело.

– Пойдем, Корта, – говорит рубака. Она помогает ему надеть плавки. Обнимает его за шею, и они ковыляют к двери.

– Корта, – шепчет Робсон. Мир одновременно очень большой и очень маленький, близкий и бесконечно далекий, и он не может перестать дрожать. – Корта. – Он начинает судорожно рыдать. Не может остановиться. Ярость иссякла – остался холодный и мертвый пепел.

– Давай принесем тебе горячего чая, – говорит рубака.

– Орчата, – сквозь слезы отвечает Робсон. – Я хочу орчату!

Вагнер Корта никогда не думал про заббалинов. Они Пятый Базис, их дело – раздевать и перерабатывать, очищать и отделять мясо от костей, рубить мясо и топить жир. Превращать жизнь и память в химические элементы.

Конец одинаков для всего. Таблица: углерод, кислород, азот, кальций; прочее. Углерод мертвых становится исходным сырьем для 3D-принтеров живых.

Он тоже так кончит: пайком, долей, чьим-то вечерним платьем, мягкой игрушкой, смертоносным клинком.

Заббалины осторожны и усердны. В квартире не осталось ни пятнышка крови, ни клетки кожи. Никаких следов, что здесь было совершено убийство. Убийство и похищение. Вагнер представляет себе, что запах крови, убийства, ножей должен был впитаться в стены и пол. Заббалины хороши: в квартире пахнет цитрусом, к которому примешивается вездесущая электрическая нотка лунной пыли.

Квартира.

Их квартира.

Он рад, что заббалины убрали всю мебель, оставили голый архитектурный костяк.

Хайдер нашел ее у двери. Здесь. Вагнер стоит на том самом месте. Думает о ее пальцах, таких ловких, которые могли призывать чудеснейшую музыку из кривой деревяшки и туго натянутой проволоки. Эти пальцы попытались зажать ужасную рану, они трепетали над ней, потерпели неудачу и окрасились алым до костяшек, до ладоней, до запястий.

Он не может слишком долго и глубоко думать об этом образе.

Никто не заслуживает такой смерти.

Кто бы это ни сделал, кто бы ни был из рубак Брайса или наемников – он надеется, что они испытали то, что сделали с Анелизой, когда Жуан-ди-Деус восстал.

Надо выбираться из этой квартиры. Внимание Вагнера привлекает лист бумаги на полке. Он не мог ускользнуть от внимания заббалинов – разве что предназначался не для них. Это записка, сложенная вчетверо.

«Прости, Вагнер. Нет, меня нельзя простить. Я тебя предала, я предала Робсона. Они бы навредили моей семье».

Семья – прежде всего, семья – навсегда.

Слова предательства написаны от руки, архаичные знаки на дорогой бумаге.

Слова точно звучащие ноты: творение ее пальцев.

Вагнер комкает записку. Он бы швырнул ее в угол – оскорбив тем самым совершенство, оставленное заббалинами, – но, невзирая на предательство, нельзя бросать ее тут, чтобы какой-то незнакомец забрал себе последнюю частицу Анелизы.

Брайс Маккензи мертв. Робсон в безопасности. Теперь Вагнер может закрыть за собой дверь, отправиться на станцию БАЛТРАНа и вернуться к своей семье и городу.

Глава двадцать третья

«Я не боец», – говорит он в ровере по пути от терминала БАЛТРАНа.

«Я волк», – говорит он, когда роверы заезжают в шлюз № 4 Жуан-ди-Деуса.

«На самом деле я не Корта», – говорит он, когда наружная дверь опускается, как гильотина, и давление начинает выравниваться.

«Ты Корта», – отвечают они и суют ему клинок в правую руку и еще один – в левую.