Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции.

Первую мировую войну. Его мать в советское время стала зубным врачом. Некоторое время учился в Московской классической гимназии, но полное среднее образование получил в Ставрополе. В 1927 году был впервые арестован на 2 месяца за участие в религиозно-философском кружке С.А. Аскольдова[102] «Братство св. Серафима Саровского». Закончив два ленинградских института (восточных языков в 1928-м и промышленного строительства в 1936-м), Филиппов работал в различных строительных учреждениях Ленинграда, а в 1936 году подвергся вторичному аресту и отправлен в Ухто-Печерские лагеря ГУЛАГа. Освободившись в 1941 году, оказался в оккупированном немцами Новгороде. Конец второй мировой войны встретил в Германии в беженских лагерях. Сотрудничал в «Гранях», «Возрождении», «Новом журнале», в русских газетах. С 1950 года жил в США: сначала, как и многие эмигранты, занимался физическим трудом, затем преподавал русскую литературу в различных университетах, работал для «Голоса Америки», печатался во многих периодических изданиях русских эмигрантов.

В поэзии Б. Филиппов говорит о любви, создает цикл «Музыка», пишет стихи об Италии, его вдохновляют псковские храмы и древнерусские легенды. Говоря о «горечи беспредельной вольной доли» эмиграции, о «любовной острой боли», о «страстью захлебнувшейся речи», поэт, тем не менее, утверждает, что и это «беспредельно много» и заслуживает благодарности.

Многочисленные стихи и поэмы Б. Филиппова, несмотря на высокую культуру стихосложения (поэт владеет мастерством версификации, умело использует различные лексические стили: от фольклорно-былинных до изысканной речи серебряного века), явно уступают прозе Филиппова.

Уже в одном из первых своих рассказов «Духовая капелла Курта Перцеля» (1946) показана более чем сложная картина войны, созданы неоднозначные характеры немцев, поднята проблема нравственной ответственности каждого человека. Филиппов убежден, что каждый должен нести в себе нравственные понятия и отвечать за свои поступки. Творческой удачей стала фигура всю жизнь проведшего в России немца-переводчика Бергфельда (рассказ «Gott mit uns»), отказавшегося уехать с отступающими немецкими войсками. Ему в уста вложил Филиппов русскую мысль о долге интеллигента быть с народом (то, что Бергфельд немец, для автора абсолютно несущественно: в рассказах Филиппова не раз приводится евангельское «несть еллина, ни иудея»). «Я остался страдать и радоваться, умирать и воскресать со своим родным народом, на своей родной земле», – бросает Бергфельд эмигранту Ключаренко, вернувшемуся в Россию с испанскими частями и на первых порах высокомерно пытавшемуся поучать Бергфельда. Писатель настойчиво проводит мысль, что самые бесчеловечные догмы фашизма или коммунизма не могли полностью развратить русский народ. Тот же Ключаренко, на чьих глазах были расстреляны красными отец и дядя, сохранил любовь к родине и сумел увидеть и оценить жизнестойкость и патриотизм русских людей. «Мне казалось, – рассказывает он, – что все мужики должны быть какими-то особенными, насквозь озверелыми большевиками или сплошными мучениками….И вдруг люди как люди: веселые, радушные, простые… И еще: встреча с первыми пленными… Первый, с кем я разговаривал, был молодой парень, из рабочих, видать, коммунист. И – мне стыдно вам признаться, господа, – мне было трудно отвечать ему: выходило так, что не я его, а он меня допрашивает, а я оправдываюсь: – “Да не против России мы пошли, поймите вы”, – кричу я ему. А сам думаю: – а ну, как он прав? А что если, действительно, против родины? А?».