Восставший из ада. Ночной народ

Бун был не в том положении, чтобы спорить. Деккер знал его лучше, чем он сам. Не забыл он и замечание доктора, что если подтвердится худшее, то репутация доктора пойдет коту под хвост: они оба не имели права на ошибку. Единственным способом убедиться было пройти по подробностям убийств – датам, именам и местам – в надежде, что Бун вспомнит. Или что они обнаружат убийство, произошедшее, когда он неоспоримо находился в обществе людей.

Но был один аспект процесса, которого страшился Бун, – возвращение к фотографиям. Двое суток он сопротивлялся мягкому давлению, уступив лишь тогда, когда учтивость Деккера дала слабину и он накинулся на пациента с обвинениями в трусости и обмане. «Это что, всего лишь игра?» – говорил Деккер; упражнение в самобичевании, которое так ни к чему и не приведет? Коли так, Бун прямо сейчас может убираться из кабинета и плакаться в жилетку кому-нибудь другому.

Бун согласился изучить фотографии.

Ничего в них не подстегнуло память. Большинство подробностей смыла вспышка камеры; осталось только самое обыденное. Единственное, что могло бы вызвать реакцию – лица жертв, – стерто убийцей, изрублено до неузнаваемости; и самому профессиональному из патологоанатомов уже не собрать эти разбитые фасады. Так все свелось к мелким деталям: где Бун был в ту или иную ночь; с кем; что делал. Он никогда не вел дневник, так что сверить факты оказалось сложно, но большую часть времени – за исключением часов с Лори или Деккером, как будто ни разу не совпадавших с ночами убийств, – он был один и без алиби. К концу четвертого дня дело против него стало выглядеть очень убедительным.

– Хватит, – сказал он Деккеру. – С меня хватит.

– Я бы хотел пройтись еще разок.

– Какой толк? – спросил Бун. – Я хочу с этим покончить.

За прошедшие дни – и ночи – вернулись многие старые симптомы: признаки болезни, к избавлению от которой он, казалось, был так близок. Бун не мог проспать и нескольких минут, как устрашающие видения вырывали его в туманную бессонницу; он толком не ел; каждую минуту дня дрожал весь до мозга костей. Хотелось положить этому конец; хотелось признаться и дождаться наказания.

– Дай мне больше времени, – сказал Деккер. – Если обратимся в полицию сейчас, тебя заберут из моих рук. Возможно, даже запретят посещения. Ты останешься один.

– Я уже один, – ответил Бун. С тех пор как он впервые увидел фотографии, он оборвал все связи, даже с Лори, из страха перед своей склонностью к насилию.

– Я чудовище, – сказал он. – Мы оба это знаем. Все нужные доказательства у нас на руках.

– Вопрос не в одних доказательствах.

– А в чем тогда?

Деккер прислонился к окну – в последнее время его стало обременять его же грузное тело.

– Я не понимаю тебя, Бун, – сказал он.

Бун перевел взгляд от человека к небу. Сегодня дул ветер с юго-востока, торопил перед собой обрывки облаков. Хорошо бы оказаться там, думал Бун, быть легче воздуха. Здесь все такое тяжелое; хребет трещал под тяжестью плоти и вины.

– Я четыре года пытался понять твою болезнь, надеясь ее исцелить. И думал, что добился успеха. Думал, есть шанс, что все прояснится…

Он замолк перед лицом своей неудачи. Бун не настолько ушел в собственные мучения, чтобы не замечать, как сильны страдания этого человека. Но ничем не мог сгладить его боль. Просто смотрел, как проходят облака, высоко на свету, и знал, что впереди ждут лишь темные времена.

– Когда тебя заберет полиция… – пробормотал Деккер. – Не только ты останешься один, Бун. Я тоже. Ты станешь чужим пациентом – какого-нибудь психолога-криминалиста. Я не смогу тебя посещать. Вот почему я прошу… Дай мне больше времени. Позволь понять как можно больше перед тем, как между нами все будет кончено.

Он говорит, как возлюбленный, рассеянно подумал Бун; как будто то, что между нами, – это вся его жизнь.

– Я знаю, тебе больно, – продолжал Деккер. – И у меня есть лекарства. Таблетки, чтобы унять самое худшее. Пока мы не закончим…

– Я себе не доверяю, – прервал его Бун. – Я могу причинить кому-нибудь вред.

– Не причинишь, – уверенно и спокойно ответил Деккер. – Ночью об этом позаботятся лекарства. Все остальное время ты будешь со мной. Со мной ты в безопасности.

– Сколько еще ты хочешь?

– Самое большее – несколько дней. Я же немногого прошу? Я должен знать, почему у нас ничего не получилось.

Мысль о том, чтобы вновь пройти по этой окровавленной земле, устрашала, но за Буном оставался долг. Благодаря Деккеру он хотя бы одним глазком увидел новые возможности; теперь он обязан доктору и должен вынести хоть что-то из руин этого будущего.

– Только быстро, – сказал он.

– Спасибо, – сказал Деккер. – Это много для меня значит.

– И мне нужны таблетки.

2

Итаблетки он получил сполна. Деккер за этим проследил. Таблетки настолько мощные, что после приема он сомневался, сможет ли в будущем вспомнить свое имя. Таблетки, с которыми сон давался проще, а пробуждение становилось визитом в полужизнь, откуда он был рад сбежать снова. Таблетки, от которых он стал зависим спустя сутки.