Восставший из ада. Ночной народ

Яснее всего в мыслях был Бафомет, Разделенный. Из всех жителей Мидиана самый могущественный и самый уязвимый, расчлененный древними врагами, но сохранившийся, вынужденный страдать и страдать в пламени, которое Лайлсбург звал Огнем Испытаний. Бун спускался в яму Бафомета в надежде отстоять свое положение; но говорил там не он, а Креститель, вещал из отрубленной головы. Теперь Бун не помнил его провозглашений, но знал, что вести мрачные.

Среди воспоминаний о цельности и о человечности самыми резкими казались воспоминания о Деккере. Он мог сложить вместе некоторые фрагменты их общей истории и знал, что они должны бы привести его в ярость, но не мог найти в себе ненависти к человеку, который привел его в недра Мидиана, – не больше, чем любви к женщине, которая оттуда вывела. Они были из чьей-то чужой биографии; не его.

Он не знал, что именно Лори понимала в его состоянии, но подозревал, что немногое. О чем бы ни догадалась, она, похоже, смирилась с тем, какой он есть, а он слишком нуждался в ее присутствии – по какой-то примитивной, животной причине, – чтобы рискнуть и рассказать правду, если бы вообще смог найти слова. Он не больше и не меньше, чем есть. Человек. Чудовище. Мертвый. Живой. В Мидиане он увидел все эти состояния вместе в одном существе: скорее всего, к нему относится всё. Единственные, кто мог помочь понять, как сосуществуют подобные противоположности, остались позади, в некрополе. Они только начали долгий-долгий процесс преподавания истории Мидиана, когда он их ослушался. Теперь он изгнан навечно – и не узнает никогда.

Вот парадокс. Лайлсбург ясно предупреждал, пока они стояли в туннелях и слышали призывы Лори о помощи; недвусмысленно сказал, что если Бун нарушит маскировку, то нарушит и уговор с Ночным народом.

– Помни, кто ты сейчас, – сказал он. – Ты не можешь и спасти ее, и просить нас об убежище. Поэтому позволь ей умереть.

И все же он не смог. Хотя место Лори в другой жизни – жизни, утраченной навсегда, – Бун не мог оставить ее на поживу злодею. Что это значило и значило ли вообще, сейчас он был не в силах понять. Не считая этих цикличных мыслей, он жил одним моментом – а потом следующим, и послеследующим; двигался, секунда за секундой, как машина движется по дороге, не ведая о том, где она прошла, и слепая к тому, куда направлялась.

2

До гостиницы «Зубровка» было уже рукой подать, когда Лори пришло в голову: если в «Закате Гудзонской бухты» обнаружено тело Шерил, то есть шанс, что их пункт назначения уже кишит полицией.

Она остановила машину.

– Что случилось? – спросил Бун. Она объяснила.

– Возможно, лучше мне сходить одной, – сказала она. – Если все в порядке, я заберу вещи и вернусь к тебе.

– Нет, – сказал он. – Так не пойдет.

Она не видела глаза за очками, но в голосе звенел страх.

– Я быстро, – сказала она.

– Нет.

– Почему?

– Лучше держаться вместе, – ответил он. Закрыл лицо руками, как тогда, у ворот Мидиана. – Не оставляй меня одного, – сказал он приглушенно. – Я не знаю, где я, Лори. Я даже не знаю, кто я. Будь со мной.

Она наклонилась и поцеловала тыльную сторону ладони. Он убрал руки от лица. Она поцеловала его в щеку, в губы. В гостиницу они поехали вместе.

На деле ее страхи оказались беспочвенными. Если тело Шерил действительно обнаружили за ночь – что маловероятно, учитывая его местоположение, – связь с гостиницей еще не выявили. Более того, полиция не преградила им путь – их вообще никто не встретил. Лишь в одном из верхних номеров тявкала собака и где-то плакал ребенок. Даже вестибюль был безлюдным – клерк слишком увлекся «Утренним шоу», чтобы оставаться на посту. Звуки смеха и музыки следовали за ними по коридору и лестнице до второго этажа. Несмотря на легкость, с которой они преодолели это расстояние, когда Лори дошла до двери, ее руки так дрожали, что она не могла вставить ключ в замок. Обернулась за помощью к Буну и обнаружила, что он не рядом, а мешкает на лестнице, оглядывая коридор. И снова про себя выругала очки, не позволявшие точно определить его чувства. По крайней мере до момента, пока он не попятился к стене, а пальцы не начали искать какую-то опору, которой не было.

– Что случилось, Бун?

– Здесь никого нет, – ответил он.

– Ну, тем лучше для нас, правильно?

– Но я чую…

– Что ты чуешь?

Он покачал головой.

– Скажи.

– Я чую кровь.

– Бун?

– Я чую так много крови.

– Где? Откуда?

Он не ответил и не взглянул в ее сторону, но таращился куда-то в коридор.

– Я быстро, – сказала она ему. – Просто оставайся на месте – и я к тебе вернусь.

Присев на корточки, она неуклюже всунула ключ в скважину, затем встала и открыла дверь. В номере кровью не пахло – только парфюмом с прошлого вечера. Это моментально напомнило о Шерил и обо всем хорошем, что у них было даже в разгар всего плохого. Меньше суток назад в этой самой комнате Шерил смеялась и называла своего убийцу мужчиной мечты.