– Когда
– Деккер прав, шеф, – сказал Петтин. – Эти засранцы боятся солнца. Я вам отвечаю – не захочется нам задерживаться после заката. Их там внизу навалом.
– Пробудем здесь столько, сколько надо, чтобы расчистить это говно, – сказал Эйгерман. – Сколько здесь ворот?
– Двое. Большие и калитка на северо-восточной стороне.
– Ладно. Значит, сдержать их будет несложно. Подгоняй один пикап к главным воротам, а потом вдоль стены расставим людей через интервалы, чтобы точно никто не выбрался. Как только все перекроем, будем наступать.
– Вижу, подстраховались, – прокомментировал Петтин присутствие Эшбери.
– Вот именно.
Эйгерман повернулся к священнику.
– Ты же можешь благословить воду? Делать ее святой?
– Да.
– Тогда вперед. Всю воду, какую найдем. Благословляй. Раздавай людям. Может помочь, если пули подведут. А ты, Деккер, не путайся под ногами. Это теперь, блять, полицейская операция.
Раздав приказы, Эйгерман подошел к кладбищенским воротам. Шагая по пыльной земле, он быстро понял, что Петтин имел в виду под «термитником». Под землей что-то происходило. Даже словно бы слышались голоса, наводящие на мысли о преждевременных захоронениях. Однажды он такое видел – вернее, последствия такого. Сам держал лопату, когда раскопали женщину, чей крик услышали из-под земли. И на то была причина: она родила и умерла в гробу. Ребенок – уродец – выжил. Наверняка закончил в лечебнице. А то и здесь, в земле, с остальной поганью.
Если так, то пусть пересчитают последние минуты своей жалкой жизни по шестипалой лапе. Стоит им высунуться, как Эйгерман вобьет их туда, откуда они пришли, с пулями в башке. Так пусть прут. Ему не страшно. Пусть прут. Пусть только попробуют вырыться.
Его каблук ждет.
Деккер следил за построением войск, пока не занервничал. Тогда поднялся чуть выше по холму. Он ненавидел оставаться наблюдателем за чужими трудами. От этого находило бессилие. От этого хотелось показать
Он отвернулся от кладбища и стал тешить себя планами на будущее. После завершения суда над Буном он будет волен начать труд Маски заново. Этого Деккер ждал с предвкушением. Отныне он зайдет дальше. Найдет угодья для бойни в Манитобе и Саскачеване; а может, и в самом Ванкувере. Удовольствие горячило от одних только мыслей. Из чемодана в руке так и слышался вздох Пуговичного Лица сквозь серебряные зубы.
–
– Что-что?
Деккер обернулся. В метре от него стоял Петтин.
– Вы что-то сказали? – спросил коп.
–
– Да, – ответил Деккер.
– Я не расслышал.
– Просто разговариваю сам с собой.
Петтин пожал плечами.
– Шеф зовет. Говорит, мы готовы наступать. Не хотите помочь?
– Нет, – сказал Деккер.
– Могу понять. Вы доктор только по голове?
– Да. А что?
– Думаю, скоро понадобятся медики. Они не сдадутся без боя.
– Не могу помочь. Даже вида крови не переношу.
Из чемодана раздался смех – такой громкий, что Деккер был уверен: Петтин его слышал. Но нет.
– Тогда лучше держитесь подальше, – сказал коп и развернулся обратно к зоне действий.
Деккер прижал чемодан к груди и крепко стиснул. Изнутри слышалось, как открывается и закрывается молния – открывается и закрывается.
– Заткнись на хуй, – прошептал он.
– Я не могу.
– У меня не было выбора.
– Меня увидят.
Деккер не ответил.
– Тише.
– …пожалуйста…
– Да.
XXI
Эта жажда
В участке для охраны заключенного в пятой камере остались двое. Эйгерман дал подробные указания. Ни под каким видом не отпирать дверь, что бы они ни услышали изнутри. Как и не подпускать к арестованному никакую внешнюю силу – будь то судья, доктор или сам Господь Всемогущий. А чтобы подкрепить эти указы, полицейским Кормаку и Костенбауму на случай непредвиденных обстоятельств доверили ключи от арсенала и карт-бланш на максимальные меры, если безопасность участка окажется под угрозой. Они не удивились. Скорее всего, в анналы зверства города Шир-Нека больше не проникнет другой такой арестант, как Бун. Если он выберется из-за решетки, доброе имя Эйгермана проклянут от побережья до побережья.