Восточное влияние на средневековую повествовательную литературу Запада

Нам сразу ясно, в чем состоят главные перемены, произведенные Жаком де Витри и которые истекают из разности литературных манер. Прежде всего, дело коснулось действующих лиц; на место чуждого нам персидского царя и его соратника проповедник поставил хорошо известную по историческому роману фигуру Александра и его не менее известного учителя. Отпала чуждая фигура невольницы, ее место заняла (неудачно, как мы видели) царица. Отпала еще одна небольшая черта, значение которой не сознавали уже арабские передатчики, а именно вступительное восклицание мобедана о женщинах, связанное, как мы потом увидим, с построением рассказа в целом цикле рассказов; в арабском тексте оно скомпоновано независимо, хотя, в сущности, как мы покажем далее, является неосознанным пережитком оригинала.

Если мы, отбросив эти незначительные переделки, попытались бы дать рассказ по конспекту Жака де Витри, то он оказался бы поразительно близким к его арабскому оригиналу. О драматической черте, возникшей вследствие изменения роли царицы, мы сказали раньше.

Мы могли бы теперь перейти к отысканию оригинала персидского рассказа, являющегося оригиналом приведенного нами арабского, если бы нам не надо было, с одной стороны, остановиться еще на одном европейском рассказе, а с другой – показать популярность нашего рассказа в мусульманской среде.

Европейский рассказ (немецкий), тоже XIII в., немногим, по-видимому, более молодой, чем фабло, и который может равно восходить и к фабло, и к Жаку де Витри, хотя в нем есть и некоторые черты, которые как будто ставят его в непосредственную связь с восточным оригиналом. Вот этот рассказ.

«Греческий царь Филипп поручил воспитание сына мудрому Аристотелю и отвел им отдельный дом и сад. Александр отлично учился, как вдруг вмешалась любовь. У царицы была девушка по имени Филлис. Полюбили друг друга Александр и Филлис. Но Аристотель пожаловался царю, и любящих разделили. Филлис решила отомстить старому учителю. Разоделась и босиком пошла в сад. Из окна ее увидел Аристотель и был увлечен ее прелестью. Она подошла к окну, бросила старику цветы и завязала с ним разговор. Старик начал приставать к ней, но она не соглашалась уступить ему. Наконец она потребовала, чтобы он дал себя оседлать и взнуздать. Он согласился, и она поехала на нем в сад. Их увидели царица и все прислужницы. И весь двор скоро узнал об этом. Пристыженный Аристотель покинул двор, удалился на остров и там составил книгу о хитростях и кознях женщин».

Как видно, здесь введен царь Филипп, есть царица (но не жена, а мать Александра) и соответственно, как и в фабло, главная героиня – девица, но уже с определенным именем – Филлис. Упоминание в конце о том, что Аристотель пишет книгу о женских кознях, как будто является отзвуком из «Книги о семи мудрецах». Все остальное совпадает. Материал, которым мы располагаем, мне кажется, недостаточен для того, чтобы выяснить определенно историю немецкого рассказа и его отношения к фабло. Дело осложняется еще тем, что в другой немецкой поэме, написанной около 1300 г., встречается загадочный стих, явно относящийся к нашему рассказу, но дающий непонятное имя: говорится, что прекрасная Силарин едет на Аристотеле. Приходится признать, что здесь мы стоим перед вопросом, на который у нас пока нет ответа. Во всяком случае, общая схема нашего рассуждения, мне кажется, этим обстоятельством не нарушается, так как немецкий рассказ слишком близок почти во всех деталях к фабло, чтобы было вероятно отсутствие связи с фабло и его оригиналом.

Для полноты обозрения восточных рассказов, показывающих популярность нашего сюжета на Востоке, достаточно указать еще на турецкую версию XVII в. и на современный кабильский рассказ из цикла рассказов о шутнике Джуха, который (цикл) восходит по крайней мере до X в., и современный татарский рассказ в Сибири, довольно, однако, уже своеобразный. Мы оставляем в стороне эти версии так же как и многочисленные позднейшие европейские, так как не преследуем цель дать историю данного сюжета в мировой литературе, а, как мы уже сказали, стремимся лишь обосновать на определенном примере мысль о заимствовании ряда фабло с Востока.

Мы довели наш рассказ из Европы через арабов в Персию, в среду, которая во время Сасанидов (III–VII вв.) успешно заимствовала индийские литературные памятники. Таким образом, мы и по отношению к нашему рассказу имеем основание предполагать индийский источник. Но здесь вопрос уже становится гораздо сложнее, так как мы не имеем отдельного индийского рассказа, который хронологически определялся бы как более древний, чем персидский. Правда, в очень старом индийском сборнике «Панчатантры», легшем в основу знаменитого сборника «Калила и Димна», который, как мы говорили, распространился по всей средневековой Европе, в некоторых рукописях встречается рассказ, входящий в редакцию, датированную концом XII в. Рассказ этот о царе Нанде и его советнике Вараручи и их женах. Вот его полный пересказ.