Восточное влияние на средневековую повествовательную литературу Запада

Тогда Бхарата, видя, что настало время доказать царю правду своих слов, сказал Таре: «Сможешь ты заставить царя дать себя оседлать тобою и заставить его ржать при этом?» Она немного улыбнулась и ответила: «Посмотрю, смогу или нет». Затем Тара приняла печальный вид, надела загрязненное платье и легла. Царь увидел ее и спросил: «Царица, какой ты дала себе обет?» – «О царь, – ответила она, – боги смущены». – «А что тебе до богов?» – «О царь, когда ты послал отца моего в поход, я дала обет, что, если он победит, я заставлю того, за кого выйду замуж, прокатить меня на себе и ржать. Теперь я стала твоею женою – в тереме твоем много жен и нет мне надежды на исполнение моего обета». Царь сказал: «Не беспокойся, обет ты дала ради меня, все будет исполнено». Но Тара молчала. Царь прибавил: «Нет ли у тебя еще желания?» – «Нет, государь, ничего больше не хочу, но пусть присутствует царский жрец (пурохита) и произнесет благословение и пусть кто-нибудь при этом играет на лютне». Музыканта пришлось искать, наконец нашли одного гандхарца, которого разорили и довели до крайности блудницы. Его привели во дворец, завязали ему глаза и повели на крышу. Сюда же приведен был и царский жрец, которому царь рассказал все как было; жрец ничего на это не сказал. Тара села на царя, произнеся молитву и надев белую одежду, и царь тогда заржал после благословения жреца, гандхарец играл на лютне.

Слыша ржание коня, гандхарец подумал: «Откуда это взялась лошадь на крыше? Это, верно, кто-нибудь, как и я, попавший во власть женщин». И он запел песенку, намекавшую на происходившее. Поговорив с ним, царь понял, что гандхарец догадывается об истине: он велел ему покинуть страну, наградив его щедро деньгами.

Царь удалил таким образом одного свидетеля, но другой, домашний жрец, сказал ему однажды: «О царь, нехорошо ты поступил; не подобает царю до такой степени подчиняться женщине». Царь на это промолчал, но вскоре он сказал Бхарате: «Вот что мне сказал домашний жрец, не можешь ли ты устроить, чтобы собственная жена заставила его обрить голову». Бхарата обещал и обратился за содействием к своей жене; она сблизилась с женою жреца и стала ей выхвалять уступчивость своего мужа. Ту это задело за живое, и она сказала: «Дорогая, а ты разве думаешь, что у меня власти над мужем нет? Что ты хочешь, чтобы муж мой сделал по моему желанию?» Жена Бхараты сказала: «Если ты хочешь, чтобы я тебе поверила, заставь его обрить голову». – «Увидишь, что я заставлю его обрить голову», – сказал жена жреца. Она притворилась огорченной и одела грязное платье. Муж ее удивился и спросил: что это значит? Она объяснила ему, что дала обет: «Если царь возьмет тебя к себе в милость, то я обрею тебе голову и волосы твои принесу в дар богам. Я забыла об обете своем, и боги гневаются». Жрец поспешил обещать исполнение обета и только взял у царя шестимесячный отпуск. Обо всем происшедшем Бхарата уведомил царя. Когда жрец обрил себе голову, жена его послала сказать об этом жене Бхараты, та сообщила мужу, а он сказал царю. Тогда царь внезапно позвал к себе жреца, и он должен был явиться ко двору. Бхарата между тем обучил двух мальчиков песенке: «Где есть жена, прекрасная, родовитая, краса дома, там ржет и кто не конь, и там жрец ходит с бритою головою». Жрец надел шапку и поспешил к царю. Когда он вошел, мальчики запели песенку, и один из них снял с жреца шапку и воскликнул: «Взгляните на жреца с бритою головою». Все засмеялись, и жрец ушел пристыженный домой».

Только что переданный рассказ входит в цикл рассказов об индийском царе; таких циклов мы в индийской литературе знаем целый ряд, так же как и в других литературах, восточных и западных; около крупных или в том или в другом отношении любопытных исторических личностей, особенно правителей, всегда создавались циклы [легенд], частью несомненно основанных на действительности, и, что необходимо отметить, легенды одного цикла часто с соответствующими времени и месту изменениями приурочиваются к другому циклу. Это понятно: воображение поражается исключительной личностью и хочет ее выделить, но при общей ограниченности человеческого воображения черпает из готового материала, внося лишь те или другие специфические черты. В рассматриваемом нами случае мы имеем между прочими рассказами данного цикла ряд придворных сцен. В центре женолюбивый царь, около него разыгрываются придворные интриги. Основным рассказом является наиболее яркий, вызывающий наибольшие насмешки случай именно с царем: он главная фигура, к нему же применяется и наиболее необыкновенное, оттого случай с мужчиной, дающим себя оседлать женщине, применен к царю.