Восточнославянская этнография

Г-н Ящуржинский слово «коровай» производит от слова «краять», «кроить» (225, 85). Пикте название «коровай» возводит ко временам арийским. В санскрите «upakarika» — «род пирога» (из «upakara» — приготовление); лит. «karaiszis» — пирог, хлеб. Во всех этих словах Пикте усматривает корень «kr — facere» (253, 2, с. 313), так что «коровай» получает значение простого хлеба. Может быть, однако, сделано одно предположение, основательность которого подтверждается важным религиозно-бытовым значением коровы в древности. Если отбросить окончание — ай, то получится «коров-», «крав-». Названия хлеба «коровай» и животного «корова» отождествляются, как и следовало ожидать, от жертвенного хлеба, заменившего жертвоприношение коровы. В народных обрядах и песнях до сих пор сохранились намеки на замену короваем коровы. Так, коровай в Болгарии и Белоруссии иногда снабжают рожками из теста. В песнях коровай часто называется рогатым. «А рогат я богат!» (209, с. 340, 341). Болгарская боговица, представляющая лишь другое наименование коровая, имеет форму длинной булки-витушки с рожками на конце.

В песнях народных находится много доказательств религиозно-мифического значения коровая, его таинственной связи со светилами небесными — солнцем, месяцем и звездами, его сверхъестественных свойств. Приготовление и употребление коровая носят разные наименования: коровай бгаты (204, 4, с. 215, 216, 218), гбаты (204, 4, с. 224), гибаты (204, 4, с. 225), молить, вить, печь, гафтовать. Наименование «бгаты коровай», как и «молить коровай», весьма характерно; само слово «бгаты», по-видимому, происходит от слова «Бог» и означает «подносить коровай Богу» или «боготворить коровай». Что слову «бгаты» можно придавать такого рода значение, можно указать на применение его исключительно к короваю в торжественном случае обрядового употребления коровая и можно сослаться еще на называние болгарского обрядового хлеба боговицей. В песнях коровай окружен золотом и серебром: у него золотой обруч, сажают его на золоте и серебре в золотую печь (204, 4, с. 227, 230, 235, 244). Печь, окна, лавки обнаруживают при этом большую радость, пляшут (204, 4, с. 220, 221 и др.). Радость эта обусловливается тем, что коровай «вiд пана Бога и вiд добрых людей», что его смесили Бог и святые, что он из рая; потому он «красный», «святый» (204, 4, с. 231, 234, 224, 216, 245 и др.). Объяснением коровайного рая могут служить те песни малорусские, где говорит коровай:

Ой бувал же я та на чистесеньким полю,
Ой видал же я месяц над зорою (41, II, с. 642; 184, 245).

Так как коровай бывает на небе, вблизи месяца, и потом оказывается в печи, то естественно признать за ним способность самостоятельного движения. В песнях действительно «короваево тисто летило через мисто, через все село текло» (204, 4, с. 243; 40, 2, 116).

Вийся, короваю,
Еще вышший вид гаю,
Як душейка по раю,
А рибойка по Дунаю (204, 4, с. 247).

Прокопий (VI в.) и Ибн Фадлан (X в.) говорят о жертвоприношении славянами хлеба (112, с. 99, 101). Арабский писатель X века Ибн Доста говорит, что славяне «во время жатвы берут просяные зерна в ковше, поднимают их к небу и говорят: „Господи, ты, который снабжал нас (до сих пор) пищей, снабди и теперь ею нас в изобилии“». Саксон Грамматик сообщает, что арконские славяне подносили пирог идолу Святовита. «Жрец, спрятавшись за огромным пирогом, спрашивал у народа: видит ли он его, жреца? Когда руяне говорили, что видят, то он высказывал желание, чтобы год был столь плодороден, чтобы его за пирогом совсем не было видно. Верили, что этот обряд способствует не только благосостоянию народа, но и обилию следующей жатвы» (198, с. 40, 49). Почти тождественный обряд существует ныне в Малороссии и в Болгарии. Накануне Нового года вечером хозяин садится за стол; перед ним кладут кучу пирогов и кнышей. Зовут детей, которые спрашивают, входя в хату: «А де ж наш батько?» — «А хиба вы мене не бачите?» — отвечает отец из-за кучи пирогов. — «Ни, не бачимо, тату!» — «Дай же, Боже, щоб завше не бачили», т. е. чтобы всегда было такое изобилие хлеба, как в этот вечер (204, 3, с. 438). В «Слове Христолюбца» говорится: «И тако покладывают им, т. е. языческим богам, требы и коровай им ломят… моленое то брашно дадут и едят».