Восточные славяне накануне государственности

К прояснению этого вопроса давно привлекается легенда о призвании варягов, в которой говорится, что «в лето 862. Изъгнаша Варяги за море и не даша имъ дани. и почаша сами в собе володети. и не бе в нихъ правды. и въста родъ на родъ. [и] быша в нихъ усобице. и воевати почаша сами на ся [и] реша сами в себе. поищемъ собе князя. иже бы володелъ нами. и судилъ по праву. [и] идаша за море къ Варягомъ к Руси. (…) реша. Русь. Чюдь [и] Словени. и Кривичи. вся земля наша велика и обилна. а наряда в неи нетъ. да поидете княжитъ и володети нами. и изъбращася 3 братья. с роды своими. [и] пояша по собе всю Русь. и придоша стареишии Рюрикъ [седе Новегороде]. а другии Синеоусъ на Белеозере. а третии Изборьсте. Труворъ» (ПСРЛ. I: 19–20).

Из сопоставления «племён», участвовавших в призвании варягов, с городами, в которых обосновались три брата, можно сделать вывод, что Изборск был центром кривичей. Так считал уже Н.М. Карамзин: «Рюрик прибыл в Новгород, Синеус на Белоозеро… а Трувор в Изборск, город кривичей» (Карамзин 1989: 94).

К сходным выводам пришёл Н.П. Барсов: «Кривское происхождение славян, поселявшихся у Чудского озера, указывает сама Начальная летопись, называя кривичей в числе трех племен или земель, призвавших варяго-русских князей, из которых Рюрик сел в Новгороде у славян, Синеус на Белоозере у Чуди, а Трувор в Изборске у Кривичей. Эти изборские кривичи участвовали в призвании русских князей и в подчинении их власти своих полоцких и смоленских собратьев, совершившемся при Рюрике и Олеге» (Барсов 1873: 155).

По словам А.А. Шахматова, «их (кривичей. – М.Ж.) поселения простирались далеко на северо-запад в бассейны Западной Двины и реки Великой, что видно из позднейших летописей, называющих псковский город Изборск городом кривичей, а также и из того обстоятельства, что имя кривичей в форме Kreews обозначает в языке латышей вообще русских и что поселение Кривичи имеется в уезде Виленской губернии» (Шахматов 1919: 29).

Аналогично рассуждал и П.Н. Третьяков: «Судя по летописи, кривичские поселения действительно доходили до Чудского озера, а город Изборск являлся одним из древних центров этого племени» (Третьяков 1953: 234).

В.В. Седов констатировал, что «в научной литературе укоренилось мнение, что Псковская земля была частью кривичского ареала» (Седов 1982: 53)[45]. «Таким образом, по летописным данным, кривичи занимали те области, где впоследствии образовались Смоленская, Полоцкая и Псковская земли. Территория распространения длинных курганов полностью совпадает с летописным ареалом кривичей» (Седов 1974: 36).

Под «позднейшими летописями» А.А. Шахматов, очевидно, имел в виду Устюжский (Архангелогородский) свод, в котором говорится «третии Трувор седе во Изборску, а то ныне пригородок пъсковскии, а тогда был в Кривичех большии город» (Устюжский летописный свод 1950: 20).

Культурные новообразования в связи с расселением среднеевропейского населения (по В.В. Седову): а – памятники с находками среднеевропейских провинциальноримских типов; б – ареал культуры псковских длинных курганов; в – тушемлинской культуры; г – мерянской культуры

Значение соответствующих данных оспорил Г.С. Лебедев, по мнению которого «в начальной летописи прямых указаний на связь «Изборск – Кривичи» нет. Она появилась, видимо, в ходе своеобразной историографической переработки летописей, сначала средневековыми редакторами, а затем исследователями Нового времени… Вся совокупность археологических и лингвистических данных, а также наиболее близкие к оригиналам XI в. Летописные тексты решительно противоречат такому отождествлению» (Лебедев 1978: 84). Учёный предположил, что «Изборск – одно из самых западных поселений ильменских словен, на Псковском озере быстро обособившихся в особую группу» (Лебедев 1978: 85).

Между тем, согласно А.А. Шахматову, Архангелогородский свод является «весьма важным источником при исследовании нашего летописания» (Шахматов 2003: 66), поскольку, несмотря на то что формально он является поздним, тем не менее «летописные статьи Начального свода (предшествовавшего ПВЛ и составленного в конце XI в. – М.Ж.) передаются в летописце (Архангелогородском. – М.Ж.) в более древней и полной (оставляя в стороне встречающиеся при этом сокращения) редакции, чем та, которая отразилась в Софийском временнике (курсив А.А. Шахматова. – М.Ж.)» (Шахматов 2003: 66); «Архангелогородский летописец, или, вернее, оригинал его, содержал в себе ряд заимствований из очень древней редакции Начального свода, – редакции, по-видимому, предшествовавшей той, которая, с одной стороны, отразилась во втором Новгородском летописном своде, а с другой – легла в основание ПВЛ» (Шахматов 2003: 69).