Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти

И вправду, парламент, который мог теперь влиять на бюджет и открыто критиковать правительство; политические партии, которые могли обратиться к народу; пресса, которая обрела почти полную свободу слова; система образования, которая быстро расширялась; кооперативы, которые объединили более десяти миллионов человек, а рабочие и другие наемные работники, которым хотя и не позволили объединиться в свободные профсоюзы, получили право участвовать в управлении фондами медицинского страхования – все это, вместе взятое, бросало серьезный вызов старому обществу, имевшему один-единственный центр.

После революции 1905 года антиабсолютистские слои России были еще достаточно слабыми, чтобы своими силами создать открытое общество, обладавшее множеством центров. Но когда во время Первой мировой войны царская армия оказалась парализованной, эти силы весной 1917 года смогли привести к власти просуществовавшее совсем не долго, но по-настоящему антиабсолютистское демократическое правительство.

Гидравлические страны-колонии

Пример России показал, что даже в независимой стране, управляемой деспотической бюрократией, при благоприятных международных условиях семена многоцентрового общества могут прорасти очень быстро. Но это не касалось гидравлических областей, которые, будучи колониями, находились под полным господством западных стран. Испанские, голландские и английские колонизаторы, а также их французские и португальские коллеги, историю которых мы здесь не затрагиваем, не желали проводить никакой модернизации в своих восточных владениях. В соответствии со своими интересами они вводили западные институты выборочно и весьма ограничено.

Причины этого понять совсем не трудно. Главные районы гидравлической цивилизации, будучи плотно населенными и по большей части расположенными в тропиках и субтропиках, представляли мало возможностей для массовой миграции европейцев. Поэтому завоеватели удовлетворялись тем, что создавали в своих гидравлических колониях мощный управленческий аппарат и такие частные структуры, без которых нельзя было бы осуществлять экономическую эксплуатацию этих мест.

Испанцы следовали этому курсу в агроуправляемых областях Америки[157].

Голландцы в Индонезии и британцы в Индии действовали точно так же. В результате этого возникла система человеческих отношений, которая, несмотря на ее отличие от традиционного гидравлического общества, была совсем не похожа на испанскую, голландскую и английскую.

Сохраняли ли колонизаторы традиционный порядок на селе в усеченном виде, как делали испанцы в Перу и Мексике, оставляли его практически не тронутым, как голландцы в Индонезии, или превращали общественные владения в частную собственность, как англичане в Индии, принадлежавшие им колонии в политическом смысле оставались совершенно бесправными. И отказывались ли они от услуг местных торговцев (Мексика и Ява), мешали ли им разбогатеть (Перу) или терпели их существование в Индии, новые господа почти ничего не меняли в обществах, которые достались им по наследству от своих отцов-завоевателей.

Связанные с негидравлическим абсолютистским или аристократическим режимом, колониальные органы управления представляли собой причудливую смесь восточного и западного абсолютизма. Они оставались такими, несмотря на, а может быть, и благодаря их постоянному сотрудничеству с местными вождями (принцами, касиками и куракасами), которые, с определенными модификациями, сохраняли установившиеся еще в далеком прошлом агроуправленческие образцы политического, социального и религиозного контроля.

Так примерно обстояло дело до начала промышленной революции, которая стимулировала в Европе создание представительного управления и повлияла на колониальные режимы в тех местах, где они еще сохранились. Это уточнение очень важно, ибо Индия оставалась колонией до 1947 года, в то время как испанские владения в Америке добились независимости сразу же после наполеоновской эры.

В сбросивших колониальное иго Мексике и Перу быстро возникли парламентские республики. От их рождения выиграла в основном бюрократия, а еще больше армия, которая в этих странах, как и в других бывших испанских колониях, получила необыкновенно сильную политическую и экономическую власть.

В Индонезии и Индии управление сосредоточилось в руках гражданских чиновников, что отражало изменение социальных и политических условий в Голландии и Англии. В обеих странах контроль народа над правительством усилился, и, несмотря на особенности колониального управления, этот факт повлиял и на отношение колониальных чиновников к местному населению. Да, голландцы допустили индонезийцев к гражданской службе только в XX веке, и даже тогда они не хотели предоставлять им высшие посты. Тем не менее накануне Второй мировой войны индонезийцы занимали 60,6 процента всех низовых, 38 процентов – средних и 6,4 процента высших государственных постов в стране.