Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти

Как и Таиланд, Россия оставалась политически независимой страной, но она очень серьезно пострадала от войны 1812 года. Как и испанские мандарины, хозяева русского общества были серьезно озабочены разгромом русской армии, но поскольку эта страна расположена к странам Запада гораздо ближе, чем Таиланд, то она очень быстро восприняла институциональный и культурный базис его военной и технической мощи. Русские начали развивать западные формы сильной собственности, создавать частные предприятия, проводить общественные дискуссии и внедрять местное самоуправление. Впрочем, делалось это крайне неохотно, но не потому, что русские не хотели, чтобы все эти формы стали господствующими в их обществе, а потому, что считали, что не смогут постоянно держать их под своим контролем.

Мы уже говорили в этой книге о том, что русские крестьяне, после отмены крепостничества, не получили настоящих гражданских прав. Права земств, то есть органов самоуправления, избираемых народом, после краткого периода расцвета (1864–1866) были очень сильно урезаны, но даже тогда земства имели гораздо больше прав, чем демократия нищих в странах гидравлического деспотизма. Граф С.Ю. Витте был совершенно прав, когда говорил, что самодержавие и земства существовать вместе в течение длительного времени не смогут. И царь Николай II не зря упрекал земских деятелей в том, что они тешат себя «бессмысленными надеждами… участвовать в решении внутриполитических проблем [страны]».

При Николае II страной продолжала управлять абсолютистская бюрократия, но ее престиж был подорван неудачной Русско-турецкой войной 1877–1878 годов, а поражение в Русско-японской войне (1904–1905) потрясло империю до самого основания.

Государственный контроль и чрезмерные налоги, существовавшие в России, сильно мешали росту современной экономики. Но частная собственность оказалась теперь в безопасности, и частные предприятия, которые до середины XIX века давали основную часть продукции в отдельных отраслях легкой промышленности, начали теперь энергично развиваться и в тяжелой промышленности.

Между 1893 и 1908 годами русские предприниматели вложили в развитие промышленности почти 3 миллиона рублей, а иностранные – всего 874 миллиона (Туган-Барановский М. История русских фабрик). К 1916–1917 годам иностранный капитал, находившийся под управлением государства, почти полностью преобладал в горнорудной промышленности, но русский капитал был столь же силен или даже господствовал в большинстве других отраслей индустрии. В химической промышленности он составлял 50 процентов, в производстве металлов и их обработке – 58 процентов, в деревообработке – 63 процента, а в текстильной промышленности – 72 процента. Кредитную систему по-прежнему возглавлял Государственный банк, но появилось множество частных банков. Частные банки увеличили свой капитал плюс депозиты с 1289 миллионов рублей в 1909 году до 3375 миллионов рублей в 1913 году (Ляшенко П.И. История национальной экономики России).

Такое развитие российской промышленности было обеспечено не принудительным трудом и мощным полицейским террором, а трудом рабочих, которые боролись за свою свободу, и атмосферой сдававшего свои позиции деспотизма. Возьмем, к примеру, тяжелую промышленность: в течение двух десятилетий перед Первой мировой войной «добыча угля в Российской империи увеличилось в 4 раза, а если исключить Польшу, то в 6 раз». С 1893 по 1913 год выплавка меди «выросла почти в девять раз». Между 1890 и 1913 годами производство железа в империи увеличилось в 6 раз, а в главных промышленных центрах Южной России – в 20 раз (Загорский С.О. Государство в промышленности России в течение Войны[154]).

Возьмем легкую индустрию – в 1913 году число веретен в хлопковой промышленности было в 2,5 раза больше, а хлопчатобумажной пряжи произведено в два с половиной раза больше, чем в 1890 году.

Первая русская революция привела к очень важным изменениям в политической сфере. Царский манифест, появившийся в октябре 1905 года, хотя и сохранил принцип неограниченной власти царя, даровал народу значительные конституционные способы контроля и сохранения баланса сил. Макс Вебер, который хорошо знал о том, что в России не было тех решающих этапов развития, через которые прошел Запад, подчеркивая «азиатский» или «монгольский» дух царского режима[155], признавал, что введение даже ограниченной конституции[156] в стране стало огромным шагом вперед.