В заданных пределах созидательные перемены не могут идти бесконечно. Потенциал роста того или иного общества зависит от его природных и культурных условий, но, когда возможности для развития и дифференциации оказываются в значительной степени исчерпанными, процессы созидания начинают замедляться и зрелость сменяется загниванием. А она с течением времени приводит к стереотипному повторению (эпигонству) или окончательной ретрогрессии. Новые завоевания и расширение территории способствуют развитию культуры, но все эти перемены не обязательно изменяют существующий тип общества и культуры. В конце концов они тоже уступят место стагнации, эпигонству и ретрогрессии.
Тенденции к эпигонству и загниванию могут сливаться друг с другом. В завоевательных восточных обществах Старого Света они действительно соединились – с тенденцией уменьшения гидравлической интенсивности и создания новых ограничений для свободы личности. Если говорить об управленческих действиях, личной свободе и творчестве, то большая часть гидравлических обществ в поздний «имперский» период, вероятно, оперировала на более низком уровне, чем тот, что был достигнут в те дни, когда региональная ранняя «империя» процветала.
Сила сопротивления гидравлического общества
Но несмотря на то что институциональный уровень понизился, а периодические регенеративные процессы начали восстанавливать прежние «классические» условия, гидравлическое общество продолжало существовать, ибо находилось под управлением своей бюрократии, которая обладала монополией на власть. Оно собирало все свои технические и интеллектуальные силы для того, чтобы выжить. Его чиновники очень часто имели хорошее образование и отличались большим умом. Его крестьяне выращивали урожаи с большим старанием, чем крепостные Европы (японское сельское хозяйство, основанное на мелкомасштабной ирригации и стимулируемое китайским примером, было в эпоху феодализма не менее интенсивным, чем китайское), а его ремесленники очень умело обрабатывали различные материалы. У этих групп имелось множество стимулов для работы, но они не требовали политической независимости или создания народного правительства.
Не мешали иррациональные черты гидравлического деспотизма и воспроизводству бюрократии. С точки зрения стандарта рациональности аппаратное государство могло быть чрезмерно заорганизованным с экономической точки зрения. Оно могло содержать слишком большую армию для своей защиты, а его высшие чиновники создавали чересчур сильную полицию, которая должна была их защищать. Но до тех пор, пока режим сохранял свой рациональный минимум, он продолжал существовать. И он держал оборону против открытых обществ, сохраняя гораздо более высокий коэффициент рациональности до тех пор, пока его вооруженные силы не уступали по своей мощи армиям этих обществ.
Социальные перемены, зависевшие от внешнего влияния
Одно важное следствие этого факта мы уже установили. Монополия аграрной бюрократии не позволяла гидравлическому обществу развивать многоцентричный тип общества, но если такая трансформация все-таки происходила, то лишь благодаря прямому или косвенному влиянию внешних сил.
Западный Рим был сокрушен племенами захватчиков, пришедших с севера, а мавританская Испания пала под ударами феодальных воинов Иберийского полуострова. В обоих случаях победе агрессоров помог кризис, разразившийся в этих странах. В Византии европейские агрессоры оказались достаточно сильными, чтобы сбросить загнивающий режим абсолютизма, но чересчур слабыми, чтобы создать многоцентровой порядок объединенных баронов, а также города с сильными гильдиями и независимой церковью, вроде тех, что существовали в это время в их феодальных государствах. Для того чтобы осуществить трансформацию в Византии, нужно было, чтобы внешние негидравлические силы проникли во все уголки гидравлического общества.