Восточный фронт адмирала Колчака

Конечно, нельзя утверждать, что разлагатели отмеченного выше порядка являлись бы сознательными пособниками большевиков. В этом случае не приходится становиться на путь обычных обвинений стиля Марковского, но, однако, нельзя не подчеркнуть еще раз того обстоятельства, что последнего рода «система» приносила большевикам гораздо большую пользу, чем вся их пресловутая пропаганда и Чрезвычайные комиссии. За свою работу в Омске генерал Марковский смело мог бы потребовать себе высокой награды непосредственно из… Москвы. И эту награду он должен был бы получить. Благодаря своей пустой фанаберии и дутому чванству он сделал невольно в пользу большевиков больше того, чем смогли сделать бы сотни весьма дорого оплачиваемых ими патентованных агентов-провокаторов. Хотя и сильно сказано этими словами, но тем не менее это есть самый натуральнейший факт. И факт весьма тягостного и печального по своим последствиям значения.

Как превратно в то время понимали люди типа Марковского условия борьбы с большевиками, можно наглядно показать на примере следующего случая: когда автор настоящих воспоминаний прибыл из Перми в Омск, в самом ближайшем времени сделал в закрытом собрании старших чинов штаба Верховного главнокомандующего, особенно для офицеров Генерального штаба, сообщение на тему о системе большевистской борьбы против белого фронта на основании личных наблюдений в тылу противника в течение шести месяцев (с июля по декабрь 1918 года) и воспроизвел из этого ряд совершенно реальных для пользы дела выводов, то в результате получилось «не дело, только мука».

Оказывается, что заключение автора настоящих воспоминаний о том, что Красная армия из разрозненных отдельных рабочих отрядов и банд начинает принимать вид организуемой на европейских началах (по немецкой системе) вооруженной силы, число бойцов которой в ближайшие месяцы большевики предполагают довести до одного миллиона, что страной и армией начинает править суровыми методами строго организуемая, в порядке большем, чем обычная воинская дисциплина, коммунистическая партия, что белым надо поспешить привести свои вооруженные силы в наибоеспособнейшее состояние и что Генеральному штабу следовало бы взять на себя инициативу ведения всей борьбы в полном ее объеме по принципам, принятым у большевиков, то есть из всего наличного состава офицеров Генерального штаба в Сибири составить твердо правящую политическую касту (партию), привело некоторых узколобых вершителей омской политики к выводу, что полковник Клерже «ведет пропаганду в пользу большевиков, восхваляет их порядки и пытается привить Белому движению коммунистическую систему и программу».

Эти жалкие критики, обладающие болезнью, которая в простонародье называется «куриной слепотой», к крайнему удивлению, имели в Омске большее влияние, чем это допускал здравый смысл. Конечно, приспешники Марковского и контрразведка главного штаба не замедлили приобщить и этот «материал» к синодику обвинений полковника Клерже «по подозрению в большевизме». Ретрограды типа Марковского и Степанова считали, что борьба с большевиками может вестись не иначе как по образцам «высочайше утвержденным» и что всякая приспособляемость к методам борьбы, выдвинутым сильнейшим и опаснейшим врагом – большевиками, должна быть почитаема тем же большевизмом. Не только пророком, но и простым объективным наблюдателем трудно было быть в этой обстановке, ибо ни к каким рамкам «высочайше утвержденных» образцов жизнь того времени подлаживаться не хотела. Но г. г. Степановы и Марковские тащили эту жизнь за уши и думали, что они ведут «успешную борьбу» с большевиками.

Вспоминается еще один яркий пример такого же рода, когда перешедший на сторону Сибирской армии командир большевистского полка, бывший полковник Котомин, сделал в публичном месте Омска аналогичного характера доклад, то его просто обозвали провокатором, предали полному остракизму, загноили в «подозрении на большевизм» и довели до скоротечной болезни и преждевременной могилы. Вот за что нужно было бы выдать Марковскому и его приспешникам в Омске орден Красного Знамени, и притом самой высшей степени.

Итак, решив сорвать всю злобу на молодую Ставку Верховного главнокомандующего, которая, можно сказать, «расседлала» генерала Марковского в разгар его самодурской деятельности, последний наметил себе какой-то малопонятный для постороннего наблюдателя план дискредитации последних ее распоряжений. Ввиду того что эта самая Ставка выдвинула на новую высокую должность его же ближайшего помощника по главному штабу, шипящая злоба Марковского автоматически перенеслась и на автора настоящих воспоминаний. В воздухе чувствовалась полная напряженность неприязненных отношений, при наличии которых можно было ежеминутно ожидать всяких недоразумений и даже скандалов. Короче говоря, на почве нежелания Марковского допустить начала работы 3-го генерал-квар-тирмейстерства в здании бывшего Омского реального училища произошел открытый конфликт между автором сих воспоминаний и его бывшим начальником по главному штабу.