Восточный фронт адмирала Колчака

Чтобы не быть голословным в таком серьезном вопросе, где ставится на моральный суд общественного мнения величайший авторитет святости решений военно-окружного суда, ниже приводится дословная копия письма одного из старых кадровых русских генералов по этому поводу. В настоящее время этот почтенный генерал проживает в Америке, но письмо, им написанное на имя автора настоящих воспоминаний, относится к началу 1921 года, то есть ко времени полной ликвидации не только всей Сибирской, но и Забайкальской трагических военно-политических эпопей. Вот что пишет генерал Н. Ф. Богомолец{107}: «Харбин, 14-го Февраля 1921 года. Многоуважаемый Георгий Иосифович. В 1918 году, в Омске, в бытность мою Инспектором Артиллерии Омского Военного Округа, Командующий Войсками Округа Генерал-Лейтенант Матковский предложил мне быть членом суда по делу о неисполнении Вами приказания Военного Министра Генерал-Майора Степанова (Очевидно, что для большего «воздействия» на психику предназначаемого в члены военно-окружного суда было пущено в ход «увеличивающее вину обстоятельство», то есть версия о якобы неисполнении приказания самого высшего в военной иерархии лица военного министерства, тогда как это было не так. – Ред.) и добавил, что он потому наметил меня членом суда, что я, состоя уже много лет на службе и обладая большим служебным опытом, не могу не понять того громадного преступления, которое Вы совершили, за что Вы и должны быть непременно осуждены. Видя, что еще до суда как бы предрешается Ваша участь и не желая попасть в ложное положение подписывающего осуждающий Вас приговор, что было бы против моей совести, если Вы на самом деле, может быть, были и не виноваты, так как я о подробностях дела ничего не знал, – я уклонился от заседания в предстоящем суде под предлогом крайне необходимой поездки по инспектированию артиллерийских частей Округа и отправился в города Томск и Новониколаевск. Вместо меня Генерал-Лейтенантом Матковским членом Суда был назначен другой Генерал Штаба Округа. Уважающий Вас, генерал-лейтенант Н. Богомолец».

Что можно прибавить к этому яркому документу?! Действительно, вместо отказавшегося честного генерала Н.Ф. Богомольца членом суда был назначен генерал-майор А.А. Агарков{108}, который занимал должность в штабе Омского военного округа, кажется, дежурного генерала и потому был в полной служебной зависимости от своего командующего войсками округа. Этот генерал, не к чести его будь сказано, во время самого судебного разбирательства держал себя весьма подхалимисто, и все «вопросики», которые он задавал на суде подсудимому, и те выводы, которые он старался тут же громко высказывать и навязывать другим членам суда, явно показывали, что он из кожи лез, стараясь угодить «воле пославшего его».

Нисколько не думая о том суровом приговоре, который грозил бы в случае, если бы суд признал подсудимого виновным и заслуживающим наказания по всем строгостям военного времени, автор настоящих воспоминаний скорбел всей душой о том, что вся эта предвзятая судебная трагикомедия отвлекала всех от серьезности положения на боевом фронте, которое с конца апреля месяца 1919 года уже находилось под знаком надвигающейся катастрофы. Судебное же разбирательство происходило в мае и июне месяцах.

Как указано было выше, пишущий эти строки на все время судебного процесса ни на минуту не был освобожден от исполнения всех служебных обязанностей и на самое присутствие на заседаниях суда смотрел как на своего рода особую служебную обязанность… С утра раннего обычно приходилось бывать в управлении генерал-квартирмейстерства, принимать доклады, отдавать распоряжения, потом на несколько часов в… заседание суда, в котором судят, как будто бы какого-то постороннего подсудимого, потом снова в управлении до поздней ночи приходилось проводить время за бумагами и делами. Ночью, дома, примерно, до 4–6 часов утра, надо было «подгонять» вопросы, которые не успели пройти через дневную работу, а на следующее утро опять то же самое.

В омском военно-судебном ведомстве вследствие существовавшего дуализма во всей схеме военного управления (на фронте и вне театра военных действий) существовало два главных военных прокурора. Между этими прокуратурами, как и между контрразведками, также существовало своеобразное соревнование, причем чины судебного ведомства Ставки и фронта занимали в отношении подсудимого благожелательную позицию, а другие наоборот.