Восток – дело тонкое…

Картина мощной природной стихии притягивала, манила, как бездна, завораживала. Хотя мы находились не в самой реке, а на мосту над ней, но мысль, что могли в любую минуту свалиться с этого игрушечного раскачивающегося сооружения и оказаться среди бушующих волн бешеного течения, со звериной силой хлещущего по огромным валунам, вставшим на пути неукротимого потока, добавлял нам адреналина в кровь!

Мы смотрели на реку в направлении против потока. Собрались было уходить, но метрах в двухстах я уловил краем глаза какое-то движение на берегу. Заинтересовался происходящим там и обратил внимание спутника на эту картину. Посмотрели на берег повнимательнее и увидели нескольких местных мальчишек, которые спускали к реке накачанные автомобильные камеры. Почти голые, загорелые до темно-коричневого цвета разновозрастные подростки были, все как один, одеты в чёрные плавки. Они положили свои импровизированные плавательные средства в воду у самой кромки Кафернигана и, не спеша, расположились каждый на своей «лодке». Камеры были большими, а мальчики – маленькими, поэтому каждому участнику этого опасного путешествия пришлось практически лечь спиной на круг. За пределы этой круглой «лодки» у них попали только ступни ног. Участники рискованного плавания практически одновременно оттолкнулись от берега и плотной группой стали выплывать на самый стрежень бушующей реки.

Теперь мы застыли на месте и уже не думали прерывать столь захватывающее зрелище. Кавалькада хорошо накачанных автомобильных камер от грузовиков с еле заметными на их фоне телами ребятни постепенно приближались середине быстрой горной реки, всё ускоряя и ускоряя своё движение относительно берегов. Вот флотилия достигла выпуклого белёсого пенного водяного потока и с большой скоростью ринулась вниз по течению, стремительно приближаясь к нашему мосту и к порогу перед ним.

Один за другим резиновые «плотики» влетали на порог между беспорядочно торчащих из воды каменных глыб, окутанных брызгами. Опытные «капитаны» ловко уходили от прямых столкновений с валунами, допуская только удары о них упругими бортами своих маленьких плотиков. Обратил внимание, что главной задачей «лоцманов» этих «судёнышек» было не допустить вращения своих кругов. Мальчишки изо всех сил гребли каждой из рук по-разному, то вперёд, то назад, удерживая свои лодки в одном положении. Они добивались того, чтобы их ноги были направлены только вперёд, и река всегда находилась перед их взглядом. Рискованные, опытные (это было заметно по их действиям во время преодоления порога) «речные волки», покачиваясь на волнах неторопливо (по сравнению со скоростью движения между камней наклонного ложа порога) приближались к следующей каменной преграде.

Проводили взглядом этих юных «камикадзе» и через последующий порог. Наконец, усилием воли оторвали очарованные взгляды от грозной стихии и стайки ребятни на кругах, превратившихся вдали в чёрные точки, и перешли реку. Дальше наш путь пролегал преимущественно среди таких же, что и в посёлке Разведчиков, одноэтажных частных глинобитных домов, по тихим, узким почти безлюдным полуденным улочкам. Лишь иногда ближе к центру и рынку встречались одно-, двух– и даже трёхэтажные здания государственной постройки, в которых располагались городские службы и административные органы. Каждый двор частного строения был огорожен высокой глинобитной стеной и полностью скрывал жилые и хозяйственные постройки владельца и их обитателей. Лишь иногда приоткрывалась какая-нибудь небольшая калитка в одной из стен, и оттуда сквозь небольшую щель выглядывали один или несколько любопытных чёрных глаз местных девочек, обитающих в этих глухих «крепостях». Делать этого по местным обычаям не одобрялось, но природное женское любопытство брало верх.

Улочки окраины были покрыты слоем очень тонкого пылеватого коричневого, абсолютно сухого песка. Эта пыль вела себя как вода. Она струйками выплёскивалась из-под ног, затем часть её небольшим облачком поднималась над улицей и долго висела в воздухе. Во всяком случае, у нас так и не хватило терпения дождаться, пока она полностью осядет. Ближе к центру города проезжая часть улицы была подсыпана щебнем, а вдоль домов появились вымощенные пешеходные дорожки. По одной из таких улочек мы и попали на местный базар.

Городок был небольшим, поэтому и на рынке людей находилось не очень много. Первое, что бросилось нам в глаза: ни на рыночной площади, ни за прилавками, ни у котлов с пловом, ни у мангалов в шашлычных, – нигде на рынке не видно было ни одной женщины. Почти все присутствующие на базаре люди: и продавцы, и покупатели были таджиками. Присутствовали и несколько узбеков. Мы резко выделялись из посетителей, потому что оказались единственными европейцами. На нас сразу же обратили внимание практически все участники местного процесса купли – продажи. Сначала стали пристально рассматривать, а затем пошли и вопросы: «Кто вы будете, откуда, как здесь оказались?». В самые первые минуты посещения мы чувствовали себя немного неловко, особенно, когда начались расспросы. Стало даже как-то неуютно, потому что почувствовали себя чужаками (и не без оснований!). Но затем довольно быстро освоились, чему немало способствовало приветливое, радушное отношение к нам аборигенов.

Овощи и фрукты здесь были самыми дешёвыми из всех, раньше и позже увиденных нами на рынках других городов Таджикистана. Несмотря на это, когда Лёша, как человек более практичный и хозяйственный, чем я, начинал торговаться с продавцами, они ему охотно дополнительно уступали в цене. Вообще, в Орджоникидзеабаде отношение к нам было очень дружелюбным.

К местному колориту можно было отнести нарезанные кусками, чуть-чуть помятые дыни и арбузы, которые предлагали съесть прямо здесь столько, сколько сможешь, без ограничений, за 20 копеек! Мы с Лёшей, конечно же, воспользовались этой «халявой», и за 15 минут наелись так, что дальше, даже пробовать овощи и фрукты, стало проблемой. Не говоря уже про множество лепёшек самых разных видов, размеров и вкуса, а также шурпу, лагман и дымящийся в огромных котлах ароматный плов! Глазами мы бы съели всё, или, по крайней мере, попробовали, но наши желудки уже до отказа были наполнены практически бесплатными кусками дынь и арбузов. Обошли весь рынок, наполнили рюкзаки овощами и фруктами, и, с чувством выполненного долга, неспешно пустились в обратный путь.

Вообще, здесь не принято было спешить, вся жизнь аборигенов проходила размеренно, неторопливо. После московского сумасшедшего ритма жизни мы не сразу смогли войти в этот полусонный ритм существования. Но спокойная умиротворяющая обстановка постепенно начала действовать и на нас. Мы, наконец, перестали бежать неизвестно куда, непонятно зачем. Затем начали обращать внимание на такие «мелочи», как: природа, люди, арык, солнце и тому подобные.

Вскоре мы на подсознательном уровне стали чувствовать, что эти красоты нашего мира и составляют, в конечном итоге, радость бытия. Кроме того, при обычной для здешних мест жаре организм находился в расслабленном состоянии, и быстрый ритм жизни перегружал его, особенно сердце. Так что неспешность физической деятельности среди дня тут объяснялась, прежде всего, особенностями местного климата. Она была обыденной, устоявшейся нормой жизнедеятельности среднеазиатских народов с незапамятных времён. Впрочем, подобный образ жизни характерен и для народов других стран Востока с жарким и сухим климатом.

В декабре 1993 года мне было удивительно читать в средствах массовой информации о том, что город Орджоникидзеабад (на тот период времени – Кофарнихон) является оплотом оппозиционных формирований состоящих из уроженцев Курган-Тюбе, Горного Бадахшана, Памира, Гарма и прочих районов, в которых господствовали антиправительственные исламистские настроения. [6]

Иными словами, одна таджикская армия без видимых (для европейца) причин всеми современными средствами уничтожения и разрушения истребляла другую таджикскую армию, попутно разрушая до основания таджикский городок. Уму непостижимо! А если бы кто-нибудь предположил подобные события в эпоху СССР, его бы просто подняли на смех. Представляю, что стало после этой бойни с небольшим тихим городком, с его глинобитными мазанками, дружелюбным мирным населением. Думаю, что вряд ли что-то осталось от построек частного сектора. Хорошо ещё, если жители успели до штурма покинуть город. Дорого обошёлся (ещё и сейчас обходится, да, похоже, и долго будет обходиться) раскол в обществе по клановому принципу жителям Орджоникидзеабада (Кофарнихона), да и большинства городов и посёлков Таджикистана, включая столицу – Душанбе. Отряды непримиримой оппозиции до сих пор контролируют некоторые труднодоступные горные районы.

Уродливое явление «трайбализм», связано с сохраняющимися в таджикском (и не только) обществе пережитками родо-племенного подразделения. Этот анахронизм современной социально-политической жизни, ярко и кроваво проявившийся в Таджикистане, выражается в формировании органов государственной власти, на основе издревле сохранившихся родо-племенных связей.

Эта особенность отсталых народов некоторых районов, в частности среднеазиатских, африканских и некоторых других, трудно усваивается сознанием людей европейской цивилизации. Мне трудно было понять войну между людьми одной национальности, сходного социального положения и практически идентичного уклада жизни. Три четверти века мы мирно прожили с народами Средней Азии в одной стране бок обок, а сейчас понять их не можем. По-видимому, и раньше не понимали, только никаких ужасающих последствий это различное восприятие окружающего мира тогда ни им, ни нам, не несло.