Восвояси

Получается, что я и Давид оба нашли в вашей семье, в роде Шукеновых, свое счастье. С тобой мы дважды породненные. А подругами так и не стали. Видимо где-то чуть-чуть ревность осталась. Ну а теперь нам суждено вместе век доживать. Без нашего Хабхабыча. Ты же его с сыном Виктором и снохой Татьяной в Германию отпустила. А зря. Дуреха, почему ты ему про свою неизлечимую болезнь не сказала? Не по-людски это.

– Телеграмму не шли. Не смей их там тревожить, – была последняя воля прикованной к постели Алтын. На исходе дня она предстала…

Краем простыни Амалия осторожно накрыла лицо умершей. Придерживая табуретку, чтобы та вдруг не сдвинулась и не заскрипела, старушка с опаской поднялась и буквально на кончиках пальцев ног отошла от кровати. Амалия была уверена, что первые часы после смерти нельзя почем зря тревожить мертвое тело. Считала, что от излишних шума и прикосновений усопший может воскреснуть, а потом опять, в страшных муках, второй раз будет умирать.

Рыжая кошка практически полдня неподвижно просидела на подоконнике. Фартуком в руках Амалия молча прогнала своего питомца, следующего ей везде по пятам. Домашнее животное по кличке “Царапа” с возмутительным “Мяу” покинуло помещение. И опять-таки через форточку, которую хозяйка поспешила тут же закрыть.

За свою долгую жизнь немке довелось часто и много хоронить В годы гражданской войны ей было тогда неполных десять лет, изнасиловали и зарезали ее маму. Их отец не выдержал этой потери, сломался и наложил на себя руки. С голоду померли три сестренки. Восемнадцатилетним юношей забрал к себе ее единственного сына Николая злой дух Карачун.

Амалия слыла знатоком библии и святых писаний. Во всей округе ее звали к одру умирающих практически все: и православные, и баптисты, и католики, и лютеране.

Не первый раз немка сопереживала и смертный час мусульман. Она была рядом, когда издали свой последний вздох свекр Мурат, свекровь Жамиля и супруг Саркен. Вот только омывать тела усопших казахов ей до сих пор не приходилось. Алтын будет первой.

Закрывая форточку, Амалия не преминула придавить пару бьющихся об оконное стекло мух и достала из широкого кармана своего васильковых цветов халата серебряный флакон с красной крышкой. Хорошенько встряхнув баллончик дихлофоса и прикрыв фартуком нос и рот, она щедро распылила аэрозоль. Спешно покинула комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Солнце клонилось к горизонту и по-прежнему стояла жара.

– Хорошо, что я заранее скупила в магазине все запасы льда, – вслух похвалила себя Амалия и продолжила размышлять. – Но на три дня его точно не хватит. Пока запах не пошел, придется уже завтра ее похоронить. Обойдемся без поминок. Близких родственников все равно в поселке не осталось, а чужих нечем угощать. Забью последних кур. Приготовлю плов. Попрошу братьев Шук выкопать могилу. Кто бы прочитал суры из Корана?

Амалия чувствовала, как тоска и печаль пытаются овладеть ею. Но с годами выработанное понимание ответственности, постоянная необходимость заботиться о других и принимать решения, не позволили ей расслабиться. В эти минуты не мог ее и умиротворить ни потрясающе красивых красок приближающийся закат, ни по-летнему прогретый воздух, ни полный пряных ароматов растущий у входа в дом Хабхабыча куст переспелой смородины. У его основания, вытянув свою лапу на запад, туда, где алело опускающееся солнце, безмятежно умывалась кошка. Теплый свет вечерней зари розовыми струйками проникал между торчащей в стороны пушистой шерстью домашнего животного, а умеренно густой подшерсток в лучах заката казался увенчанным золотой короной. Кошка намывала в дом гостей.

В это время со стороны железнодорожного переезда приблизился небольшой гурт домашней скотины. Верхом на коне молодой пастух громко подгонял пару истощенных коров и десяток коз с баранами. Его крики были явно излишни. Обозримое количество, за день изнуренных в голодной степи, проголодавшихся и жаждущих животных само спешило в родные хлева. Скотина знала, что там их ожидает вода и подкормка.

Амалия помнила времена, когда возвращающееся с пастбища стадо домашних животных тогда еще многотысячного поселка, поднятой пылью затмевало закат солнца. Это было всего лишь год другой назад. Но развал страны Советов и бесчинство захвативших власть националистически настроенных молодчиков из трех казахских семей, народ дал им прозвище “ братья ИСИны”, в кратчайшее время свел на нет численность жителей села и поголовье содержащегося ими скота. Обезлюдевший Аккемер погрузился в угрюмую дремоту.

Амалия поспешила навстречу пастуху. Мальчик лет десяти, верхом на пегом мерине, еще издали приветствовал старушку:

– Здрасте, баб Маль.

– О Боже, Уральчик, это кто ж тебя в чабаны записал?

– Мой первый день, – гордо ответил худощавый ребенок, вытирая сопли грязным рукавом и по-взрослому добавил: – На жизнь зарабатываю.