Вот брат твой!..

Сказав, что отныне никто не помешает им, Яшка в определенной степени преувеличивал. Помешать могли, и прежде всего участковый уполномоченный, настырный и неутомимый Филипп Баринов. Он мог в любое время проверить, работает или нет недавно вернувшийся в деревню Яков Наконечный, и врубить на всю катушку, если окажется, что Яшка до сих пор разгоняет облака.

Надо было как-то оградиться от уполномоченного, и здесь лучшим прикрытием был лесхоз. С ним всегда можно было заключить договор на сбор ягод и грибов, смолы и лечебных трав, кедровых орехов и всякой разности, которую в избытке производит сибирская тайга.

Именно таким документом и обзавелись Яшка с Костей. Он открывал им свободный доступ в тайгу и надежно защищал от всех уполномоченных на свете, и под этой эгидой они повели планомерный лесной разбой. Правда, вскоре выяснилось, что тайгу теперь охраняли, что верстах в двадцати от Ярышкина стоит кордон, которого раньше не было и в помине. Это заставляло все время держаться настороже, но, слава богу, оказалось, что егерь, живущий на кордоне, скорее числится таковым, ибо по своему возрасту вполне годится Яшке и Косте в деды. Понаблюдав за ним, они уяснили, что такой егерь им не помеха. Старик сиднем сидел на своем кордоне, а если и выходил когда, то лишь для того, чтобы покосить с краю леса. В самом же лесу Яшка с Костей его никогда не видели и скоро перестали считаться с ним.

Вольготная жизнь продолжалась почти год. Подгоняемые лишь одним — побольше добыть, на медведей почти не охотились. Медведя надо было долго выслеживать, да и охота на него была небезопасна, и они полностью переключились на лосей и косуль. На них и охотиться было легче, и мясо пользовалось большим спросом. Деньги текли в карман, но, как вода в верше, в нем не задерживались. Продав мясо, Яшка с Костей накупали водки и неделю, а то и больше не показывались из дома. Пили, играли в карты и пели надрывные блатные песни. Напившись, засыпали, перепутав дни и ночи, а проснувшись, первым делом тянулись к бутылке.

Но с лета сорок шестого все круто изменилось. Куда-то исчез старик-егерь, а вместо него на кордоне объявился тридцатилетний хваткий мужик, который сразу же дал понять: с ним шутки плохи. Если старик почти не вылезал с кордона, то этот почти не жил на нем. Сутками, в дождь и в вёдро, мотался по тайге и мог в любой момент свалиться как снег на голову.

Это в масть не ложилось, и Яшка с Костей кинулись узнавать, кто такой, каким ветром занесло на кордон. Оказалось, старикан ушел на пенсию, и теперь всеми делами заправляет этот самый хват. Фронтовик. Фамилия — Денисов. Узнали даже и то, что у Денисова нелады с легкими, и тут же прилепили прозвище — «Чахоточный».

Но какой бы ни был, а легкой жизни пришел конец. Теперь все приходилось делать с оглядкой, но даже и это не всегда помогало. Несколько раз егерь буквально заставал их на месте, но спасало хорошее знание леса, чего пока не хватало егерю. Пока он соображал, в какую сторону податься, чтобы отрезать браконьерам путь к отступлению, Яшка с Костей потайными тропами уходили в глубь тайги, а оттуда пробирались на заимку, которую построили хотя и неподалеку от деревни, но в укромном месте, которое не всякий мог отыскать. Заимка, по сути, была вторым домом, где они жили неделями. Туда сносили добычу, там хранили ее, оттуда Костя отправлялся по деревням сбывать мясо.

И вот всему этому благополучию грозил полный разор. Рано или поздно егерь должен был выследить их, застать с поличным, и это были не выдуманные страхи, а реалии ближайшего будущего. Егерь становился профессионалом на глазах. Его поведение в лесу отличалось трезвостью и разумностью, он уже не тыркался, как слепой котенок, а действовал точно и рассчитанно, и Яшке с Костей с каждым разом приходилось выкладываться до конца, чтобы уйти от погони.

В конце концов такая методичная облава ожесточила их, и они решили для острастки выстрелить разок-другой по егерю. Стреляли, конечно, не целясь, однако всякий знает: шальная пуля — дура. Но егерь и под обстрелом не запаниковал, не заметался. В нем за версту чувствовались смелость и армейская сноровка, и браконьеры поняли, что перед ними человек, которого просто так не запугаешь, и что с ним придется попортить нервы.

Впору было сворачивать дело и уходить куда подальше, и Костя был не против этого, но Яшка, что называется, закусил удила. Куда уходить, когда здесь все под рукой — и дом, и заимка, и снаряжение? А этому законнику когда-никогда надоест гоняться за ними. Спервоначала-то все прыткие, а когда поймут, что к чему, куда и прыть девается. А кто не понимает — с тем и по-другому поговорить можно…

Яшка не знал, что егерю известно, с кем он имеет дело, но у него не было никаких вещественных улик, чтобы привлечь Яшку к ответственности. Не пойман — не вор. И это еще больше возбуждало Яшку и вызывало у него насмешливое отношение к егерю. Близок локоток, да не укусишь! Иди, заявляй, что, мол, Яшка Наконечный — браконьер. Кто тебе поверит? Ты его хоть раз за руку схватил? Нет? Тогда стой и не мычи.