Вот это поцелуй!

– Ты ведь знаешь, Роза, какие они, мужчины, они нам мало что говорят, все из них нужно тянуть клещами.

– Они иногда просто невыносимы. Они считают себя настолько выше нас! Но что ты хочешь, приходится выбирать между ними и улицей. Это как с гражданскими правами. Да, приходится выбирать. Порой я слышу, как люди громко сетуют по поводу нарушения их гражданских прав, но ведь мы живем в таком опасном мире. Ты со мной согласна?

– Конечно, Роза. Но все же что он тебе сказал?

– О, мне-то он ничего не говорил. Будет он со мной откровенничать, как же! Говорил-то он с Джорджем.

– Ах да, их вечные чертовы тайные перешептывания! Нет, это уж слишком! Ладно, Роза, выкладывай.

Фрэнк помог мне приготовить ужин. Я молчала как рыба. За столом я тоже не произнесла ни слова. Вела себя так, словно его вообще нет.

– Ты на меня сердишься? – спросил он, очищая яблоко.

Я встала, чтобы убрать со стала, не удостоив его ответом. Он потащился за мной на кухню, где я принялась мыть посуду.

– Ну хорошо, хорошо, со мной в последнее время было не слишком-то весело. Прости.

– А с тобой всегда не слишком весело. Ты не знал? – сказала я сухо и протянула ему тарелку, чтобы он ее сполоснул. – Думаешь, ты самый умный, да?

– Ну, послушай, что я такого мог сделать? Дай я угадаю: ты скажешь, что близится конец семестра, что я завален работой, но это все не важно…

– Не трудись. Я только что говорила с Розой.

– Ты только что говорила с Розой… понимаю, понимаю… И как всегда, когда ты поговоришь с Розой, у тебя отвратительное настроение. Мне следовало бы догадаться.

Секунду-другую я пристально смотрела на Фрэнка, потом круто повернулась и ушла с кухни, только попросила его не оставлять надолго открытой горячую воду. Думаете, Фрэнк будет споласкивать тарелки холодной – ха-ха!

Я скинула туфли, сунула вещи в бельевую корзину и натянула на себя одну из футболок до колен, которые скрывали мои толстые ляжки, а их кожа, к слову сказать, была необычно нежной. Липовый цвет и миндаль и никакого секрета. Потом я рухнула в кресло.

Оттуда, где я сидела, мне была видна луна и звезды, а также крыши зданий университета, в котором я училась и как сумасшедшая влюбилась в преподавателя, не оправдавшего всех моих надежд и сейчас расставлявшего посуду в буфете у меня за спиной, размышляя, какую бы ерунду впарить своей женушке, которую он, похоже, держал за полную дуру. Тогда он преподавал у нас литературу. Ему я обязана знакомством с Достоевским, Хемингуэем и Набоковым, а также двадцатью лишними килограммами веса и пребыванием в клинике после попытки самоубийства, которую я полностью провалила. Я спрашивала себя: выиграла ли я от связи с Фрэнком? Набоков – это все-таки немало, ведь так?

По крайней мере, он прошелся по комнате пылесосом. Шерстинки ковра еще стояли торчком и являли взору яркие краски, так что весь ковер выглядел как в первый день после покупки. Я сунула пальцы ног в эти густые заросли и решила не гнать волну.

Я позволила Фрэнку заговорить:

– Роза начинает мне надоедать. Серьезно, она меня раздражает. Я начинаю думать, что в отношении нее ты была права. Роза – сущая дрянь.

– А я тебе это всегда говорила.

– Но ты не переживай. Я погашу долги, Пуду давать частные уроки. Студенты у меня в этом году такие слабые… но разве можно научить смелости?

– Ну да…

– Я им говорю: «Если у вас нет смелости, что вы делаете на моих лекциях, зачем вы записались ко мне в семинар? Как вы думаете, что такое литература? Думаете, вы здесь, чтобы развлекаться?»

Он закурил и разогнал дымок рукой. Пытался угадать, что у меня на уме.

– Я прав или не прав?

– Послушай, Фрэнк, было время, когда мы говорили откровенно. И тогда все было проще, много проще. По крайней мере, мы доверяли друг другу.

– Прости, но мы и сейчас доверяем. Прости.

– Но ведь ты ничего мне не сказал про эту девчонку. Ты не говорил, что решил поиграть в детектива. Ты разве мне хоть слово сказал? Нет, Фрэнк, по-моему, ничегошеньки.

Мы посмотрели друг другу в глаза, потом я встала и пошла налить себе стакан кока-колы-лайт. Спросила у Фрэнка, не хочет ли он выпить чего-нибудь. Мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать, что он прошелестел в ответ: «Нет, спасибо». Таким тихим, умирающим голосом…

Натан