Вот и я, Люба!

На улице мороз 25-ть градусов, а Толька в джинсиках дудочках, кожанной куртёночке поддергунчике, в туфлях на тонкой подошве и с непокрытой головой с остатками редких кудряшек.

Плешивость у Тольки наследственная, в мамашу, у которой на голове тоже десять волосин с шесть рядов.

Смотрю на него с мыслью: "Господи, обнять и плакать. Куда только Анна Васильевна смотрит? Да, вероятнее, никуда, потому как великовозрастный сын для неё сейчас обуза и лишние хлопоты."

— Ну, нет, только не это, — простанывает на выдохе Анюта. — Мам, чего ему надо, зачем он здесь? Видеть его не могу. Пойдём, а? Давай сбежим от него?

Мы снова с дочурной одновременно разворачиваемся, намереваясь идти дальше.

Боковым зрением вижу, что Толька подхватывается и прямо наперерез движущимся машинам резвым козликом несется на нашу сторону.

— Мам, ты же не станешь с этим разговаривать? — с негодованием в голосе спрашивает Анна. — Давай, его пошлём куда подальше?

— Дочур, он все же отец твой, — отвечаю спокойно.

— После того, что я услышала в зале суда, не считаю нужным называть этого плюгавого мужика словом "отец", — фыркая, категорично заявляет Анна. — Нет больше у меня отца, хотя в принципе никогда и не было.

— Любаша, Анечка, ну, подождите, — подбегая к нам и хватая меня за руку, произносит Толик. — Давате в кафе зайдём, выпьем чай и поговорим. На улице холодно. Не хочу, чтобы вы замёрзли и заболели.

— С какого это перепугу такая забота? В жизни не помню, что ты, вообще, о ком-то заботился кроме себя любимого, — хмыкая и не отвечая на приветствие, зло произносит Анна.

— Анюта, могла бы и поздороваться с отцом, — обращается к дочери Анатолий.

— У меня нет отца. Передо мной сейчас стоит человек, который сам заявил о своих сомнениях в нашем родстве, — парирует слова отца Анна.

— У тебя же, Анюта, вроде свадьба скоро. Я, бабушка Аня и дедушка Дима надеемся получить приглашение, — пропуская колкость дочери мимо ушей, говорит Толик.

— И не надейтесь. Я не собираюсь вас приглашать на свою свадьбу. Мне не нужны на моем торжестве люди, которые не уважают мою маму, меня и моих братьев, — жёстко отвечает Анна.

— Мам, идём, у нас ещё дел полно, — тянет меня за руку дочурина.

— Любаша, мне на самом деле нужно с тобой переговорить, — заглядывая в глаза, произносит Толик.

Смотрю на него молча. Думаю, хочу ли я с ним разговаривать после того цирка, который он и его мамаша устроили на заседании суда.

Зная этих людей с самого детства, я в принципе понимала, что меня может ожидать, но все же где-то глубоко в душе надеялась на их разумность и некоторую адекватность. Однако чуда не произошло.

Тонны моральных экскрементов публично вылитых на меня Анатолием и его мамашей, как мне показалось, поразили даже судью.

— Ответчик, исходя из ваших слов, истец все годы супружества изменяла Вам, и именно поэтому Вы сомневаетесь в своем отцовстве всех четверых детей, которых за 27 лет брака родила ваша супруга? Я правильно Вас понимаю? — задает уточняющие вопросы судья.

— Да, да, все верно. Они и не жили фактически вместе. Анатолий практически все время жил у нас. А эта, истица, с бабкой своей жила или на свинарнике, — громко комментирует с места Анна Васильевна, совершенно не стесняясь того, что в зале заседания присутствуют её внуки.

— Ну, как сказать просто для меня рождение каждого ребёнка становилось полной неожиданностью, — мямлит Толик.

— То есть Вы имеете в виду, что у Вас с женой не было супружеских отношений, в результате которых могли появиться дети? Правильно я Вас понимаю? — снова уточняет судья.

— Нет, были, но редко, потому я несколько не уверен в своём отцовстве, — как попка-дурак толдычит Анатолий.