Вот и лето прошло...

— «Был у майора Деева товарищ — майор Петров. Служили еще с гражданки, еще с двадцатых годов…»

Словно аккомпанемент известным симоновским строкам, зазвучала за стеной песня об Орленке. А папа Андрей рассказывал о любимом сыне майоре Петрова — Леньке, и его друге — майоре Дееве, и о любимой его поговорке: «Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!»

Но потом пришла война. И страшные взрывы сотрясли землю. И вообще было трудно понять, где земля, а где небо в этом огненном смерче. И папин рассказ сливался с гулом канонады за стеной.

А вскоре в один из северных пасмурных вечеров
К Дееву в полк назначен был лейтенант Петров.
В первые две минуты майор его не узнал,
Лишь голос у лейтенанта о чем-то напоминал…

— Это же Ленька! — взволнованно и убежденно сказал Темка. — Почему он Леньку не узнает?

— Слушай! — тоже взволнованно сказал папа Андрей.

Он еще крепче прижал к себе Темку, рассказывая о том, как «шел в скалах тяжелый бой, и чтоб выручить всех, был должен кто-то рискнуть собой», и как майор Деев, заменивший Леньке отца, вызвал его к себе и сказал, что раз уж так «вышло на жизнь и смерть воевать, раньше других я должен сына вперед посылать».

Напрягшийся струной, Темка слушал и представлял себе, как Ленька, а может, совсем другой юный лейтенант, может, даже сам Темка, ну да, конечно, это он — Темка — полз с рацией на спине по извилистой горной тропинке ночью в немецкий тыл. И как он передавал по рации: «Немцы правее меня, квадрат пять-десять», а потом: «Немцы левее меня, квадрат три-десять» — и все время просил: «Дайте еще огня!» А потом… потом «радио час молчало».

— Его не убьют, — выдохнул Темка. — Его ни за что не убьют, правда, папа?

Но папа Андрей, казалось, не слышал сына. Наверно, он сейчас и сам был таким же мальчишкой, как Темка, и вспоминал что-то из своего детства — очень далекое и очень дорогое. Голос его чуть вздрагивал и становился глуше. Таким, наверно, был голос Леньки, который наконец раздался по радио:

«Молчал — оглушило взрывом. Немцы вокруг меня.
Бейте четыре-десять! Не жалейте огня!»

Потом был огненный шквал. А потом на поле боя вышли санитары, унося в тишине и утреннем тумане раненых. И «раненый, но живой, был найден в ущелье Ленька, с обвязанной головой».

— Живой! — закричал Темка. — Я же говорил: таких героев не убивают!

Папа Андрей только грустно улыбнулся и дочитал стихи:

Он обнял майора, прежде чем в госпиталь уезжать:
«Держись, отец, на свете два раза не умирать!
Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла!»
Такая теперь у Леньки поговорка была.

За стеной высоко и чисто пела прощальная труба.

— Это очень замечательная история! — сказал Темка. — Давай ты мне будешь ее рассказывать часто-часто!

— Нет, — ответил папа Андрей, — эту историю нельзя рассказывать часто.

И они оба замолчали. И говорить им обоим сейчас ни о чем не хотелось.

Мама Галка, досмотревшая третью серию, закричала из комнаты:

— Эй там, заговорщики, вы все еще заседаете?

Папа Андрей подмигнул сыну и крикнул в ответ:

— Мы тут совещание провели! И решили, что Темка может посмотреть вечернюю сказку.

— Правда? — радостным шепотом спросил Темка.

— Правда, — тоже шепотом подтвердил папа Андрей и крикнул для мамы Галки: — Потому что это ведь не развлечение, а его собственная передача! Ну, как его газета, что ли.

Мама Галка вошла в спальню. Она была довольна, что в семье снова мир, но все же сказала с укоризной:

— Вы очень хитрые люди! Вы всегда умеете сговориться на мою головочку за моей спиночкой.

А радостный Темка притянул к себе одной рукой за шею маму Галку, другой — за шею папу Андрея, и получилась образцовая советская семья. Хоть снимай — и на выставку!

8 ЧАСОВ ВЕЧЕРА

Вечер в доме заканчивался тем же, с чего началось утро: все семейство сидело за столом и пило чай. Чаепитие было нарушено звонком в дверь. Папа ушел в прихожую и вернулся оттуда с гостем — маленьким носатым человеком.

— Шурик!

Темка радостно выскочил из-за стола и протянул руки гостю.

Но тот не смог подхватить его на руки: он сгибался под какой-то тяжестью, которую держал за спиной. Еле добравшись до стола, он развернулся задом и выложил свою ношу — огромный, килограммов на десять, арбуз.

— Вот! — с победной одышкой сказал Шурик.

Темка зааплодировал. А папа Андрей театральным жестом представил гостя:

— Глупый человек — отоляринголог!

И указал на еще больший арбузище, лежавший в кресле.

Носатый отоляринголог Шурик страшно обиделся:

— Я свой домой заберу! — И огляделся: — А где народ?

— Весь твой народ я отвадила, — сказала бабушка Наташа. — Додумались: гулянку в такой день… Жаль, тебя — бестелефонного — предупредить не смогла!