Вот я

И я запомнил. Я помнил все: засохшие капли крови на марле вокруг обрезанной плоти; запах его затылка; как складывать тент над прогулочной коляской одной рукой; как одной рукой держать его лодыжки у него над головой, а другой отирать изнутри его ляжечки; вязкость мази от ожогов и порезов; призрачность замороженного грудного молока; пощелкивание видеоняни, переставленной не на тот канал; как выгоднее покупать памперсы; прозрачность век новорожденного; как ручонки Сэма, всякий раз, как его клали на спину, рывком взлетали вверх, как у его предков из "падающих обезьянок"; душераздирающую неритмичность его дыхания; свою собственную неспособность простить себе, что отвернулся на секунду, и тут-то как раз и случилось что-то совершенно необъяснимое, но случилось. И случалось. Все случалось. И все это в итоге сделало меня верующим.

Как играть слишком много любви

Прошептать в ухо, ждать эха.

Как играть молитву

Прошептать в ухо, не ждать эха.

Как играть никого

Ночь, когда я вернулся из Айслипа, была последней ночью, когда я лежал в одной постели с Джулией. Когда я влез под простыню, она подвинулась.

— Недолгая была война, — пробормотала Джулия.

— Я сейчас был у детей, — сказал я.

— Мы победили? — спросила Джулия.

— Как оказалось, нас-то и нет, — сказал я.

— А я победила?

— Победила?

Поворачиваясь на бок, она пояснила:

— Уцелела.

Как играть "Вот я"

Где-то ближе к концу нашего бракоразводного соглашения был пункт, гласивший, что в случае, если любой из нас будет в дальнейшем иметь других детей, наши общие дети получат "не менее благоприятные условия" финансово как при нашей жизни, так и по завещанию. В соглашении было немало шипов и поострее, но Джулия зацепилась за этот. Но вместо того чтобы признать истину, которая, как я тогда думал, и была главной причиной негодования Джулии — в силу нашего возраста иметь еще детей было реально лишь для меня, — она прицепилась к положению, которого даже не было в тексте.

— Я и через миллион лет больше не выйду замуж, — сказала она юристу.

— Здесь говорится не о браке, а лишь о новых детях.

— Если я буду еще рожать, а я не буду, это может быть только в контексте брака, а такого не произойдет.

— Жизнь долгая, — сказал юрист.

— А вселенная еще больше, но не похоже, что нам стоит ждать визитов разумных пришельцев.

— Это только потому, что мы еще не в Еврейском доме, — сказал я, пытаясь одновременно успокоить Джулию и установить некоторое бескорыстное товарищество с посредником, который бросил на меня озадаченный взгляд.

— Да и не долгая она, — продолжила Джулия. — Будь жизнь долгой, я бы не отмахала уже половину.

— Мы еще не отмахали половину, — сказал я.

— Ты нет, потому что ты мужчина.

— Женщины живут дольше мужчин.

— Только номинально.

Посредник, как всегда, не заглотил наживку. Он покашлял, как будто взмахнул несколько раз мачете, которым собрался прорубить тропу в диких зарослях нашего брака, и объявил:

— Этот пункт, который, я должен заметить, абсолютно стандартен для соглашений типа вашего, никак не затронет вас в случае, если вы не будете больше иметь детей. Он только защищает вас и ваших детей на тот случай, если дети появятся у Джейкоба.

— Я хочу его исключить, — сказала Джулия.

— Может, мы перейдем к действительно спорным моментам? — предложил я.

— Нет, — сказала она. — Я хочу его исключить.

— Даже если это означает лишиться защиты закона? — спросил посредник.

— Я доверяю Джейкобу, он не будет обеспечивать других детей лучше, чем наших.

— Жизнь долгая, — сказал я, подмигивая посреднику, хотя мои веки оставались неподвижны.

— Это такая шутка? — спросила она.

— Вроде как.

Посредник опять покашлял и перечеркнул абзац длинной линией.

Но Джулия не смирилась, даже после того как мы исключили из соглашения то, чего там и так не было. Во время обсуждения совершенно далеких вопросов — как отмечать День благодарения, Хэллоуин и дни рождения, нужно ли специально оговорить запрет на установку рождественской елки в домах каждого из нас — она могла заявить: "Развод несправедливо гнобят. Виноват-то во всем брак". Такие не относившиеся к предмету разговора замечания стали частью наших встреч — они были непредсказуемыми и не удивляющими в одно и то же время. Юрист к ее туреттическим вспышкам относился с поистине аутическим терпением, пока однажды во время разбора деталей по принятию медицинских решений в ситуации, когда со вторым родителем нельзя связаться, она не заявила: "Я скорее буквально умру, чем выйду замуж", и он, без всякого откашливания и без малейшей паузы, спросил: "Хотите, чтобы я сформулировал соответствующий пункт соглашения?"