Читаем Вот я полностью

— В моей комнате.

— Придется поднимать потолок.

— А это разве возможно?

— Нет.

— Ну, тогда она может быть чуть пониже, но все равно хорошая.

— А если ему не понравится его дом?

— Понравится.

— Но если нет?

— Мам, ему понравится, потому что я буду делать все, что надо делать, чтобы получился отличный дом, который голубь полюбит.

— Я просто спрашиваю, что, если нет.

— Мам.

— Я не могу задать вопрос?

— Наверное, он тогда не возвращается. Так? Улетает и остается летать.

Прошла всего неделя, и Сэм забыл о существовании почтовых голубей — он узнал, что на свете существуют ружья "Нерф", — но Джулия не забыла, как он тогда сказал: Улетает и остается летать.

— Почему бы нет? — сказала она Марку, жалея, что рядом нет подходящей поверхности, чтобы постучать костяшками пальцев. — Давай хлопнем стаканчик-стаканчик.

— Всего один?

— А пожалуй, ты прав, — ответила она, поправляя перышки перед полетом, который проверит ее клетку на удобство. — Для этого уже поздно.

<p>Иная жизнь другого человека</p>

Прошло больше восьми часов с тех пор, как они в молчании приехали от ветеринара, четыреста девяносто минут избегания друг друга в одном доме. Продукты были, но возиться у плиты не хотелось, поэтому Джейкоб разогрел в микроволновке буррито. Выложил дюжину морковок-младенцев, не имевших ни шанса быть съеденными, и основательный ком хумуса, чтобы Джулия, вернувшись, увидела — из контейнера взяли немало. С подносом он отправился к Максу, постучал в дверь и вошел.

— Я не сказал, что можно войти.

— Я не спрашивал разрешения. Просто даю тебе время выдернуть пальцы из носа.

Макс сунул палец в нос. Джейкоб опустил тарелку на письменный стол.

— Чего поделываем?

— Ничего не поделываем, — ответил Макс, переворачивая планшет экраном вниз.

— Серьезно, что?

— Серьезно, ничего.

— Ну, грязное видео? Или покупаешь вещи моей кредиткой?

— Нет.

— Ищешь рецепты эвтаназии в домашних условиях?

— Не смешно вообще.

— Что тогда?

— "Иная жизнь".

— Не знал, что ты в нее играешь.

— В нее никто не играет.

— Ладно. Не знал, что ты ею занимаешься.

— Вообще-то я — нет. Сэм не дает.

— Но кот за порог…

— Ну, вроде.

— Я тебя не спалю.

— Спасибо.

— Ты все понимаешь? Кот за порог? Не спалю?

— Конечно.

— Но что там вообще? Это игра?

— Нет, не игра.

— Нет?

— Это сообщество.

— Ага, я этого не знал, — сказал Джейкоб, не в силах не включить самый уничижительный тон.

— Да, — сказал Макс, — ты не знал.

— Ну, а не похоже это больше — как я, во всяком случае, понимаю — на сборище людей, которые вносят ежемесячный членский взнос, чтобы собираться и вместе исследовать, ну, я не знаю, какую-то воображаемую местность?

— Нет, это не как в синагоге.

— Уделал.

— Спасибо за еду. Пока.

— Ну, так или эдак, — сказал Джейкоб, не сдаваясь, — а выглядит клево. Насколько я могу разглядеть. Издалека.

Макс плотно занялся буррито.

— Серьезно, — продолжал Джейкоб, заискивая, — мне интересно. Я знаю, что Сэм играет в нее — ну в смысле, живет в ней — круглые сутки: охота посмотреть, что там и как.

— Ты не поймешь.

— А давай попробуем.

— Ты не поймешь.

— Ты учитываешь, что я в двадцать четыре года получил Национальную премию за лучшую еврейскую книгу?

Макс перевернул планшет, зажег экран мазком пальца и сообщил:

— Как раз набираю рабочие валентности для крупного апгрейда. Потом обменяю на какую-нибудь психооболочку…

— Психооболочку?

— Интересно, а обладателю настоящей Национальной книжной премии пришлось бы спрашивать?

— А это ты? — спросил Джейкоб, дотрагиваясь до эльфоподобного существа.

— Нет. И не трогай экран.

— А кто ты?

— Никто из них.

— А кто Сэм?

— Никто.

— Кто Сэмов герой?

— Его аватар?

— Ну, пусть так.

— Вон там. У торгового автомата.

— Что? Вон та смуглянка?

— Она латиноамериканка.

— Почему Сэм — латиноамериканка?

— А почему ты белый мужчина?

— Потому что у меня не было выбора.

— Ну, а у него был.

— Можно погонять?

Макс терпеть не мог, когда отец клал руку на его плечо. Это было ему отвратительно — ощущение из середины спектра, на полюсах которого яйца всмятку и тридцать тысяч человек, требовавших удовлетворения, когда джамботрон "Камеры поцелуев"[17] захватил его с матерью на стадионе "Нэшнлз".

— Нет, — ответил он, стряхивая с плеча отцовскую ладонь, — нельзя.

— А что такого страшного я могу натворить?

— Ты можешь ее убить.

— Ясное дело, такого не будет. Но даже если бы убил, чего я не допущу, разве ты не можешь просто докинуть несколько двадцатипятицентовиков и продолжить с того же места?

— Сэм четыре месяца потратил на развитие ее скиллов, вооружение и психический ресурс.

— А я потратил сорок два года.

— Вот поэтому ты никому не должен отдавать рычаги управления собой.

— Макси…

— Макс — нормально.

— Макс. Давший тебе жизнь умоляет тебя.

— Нет.

— Я приказываю тебе дать мне возможность поучаствовать в Сэмовом сообществе.

— Две минуты, — сказал Макс, — и только просто потоптаться.

— Просто Потоптаться — мое второе имя.

С великой неохотой Макс протянул планшет Джейкобу:

— Чтобы ходить, просто веди большим пальцем в направлении, куда хочешь идти. А что-нибудь взять…

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер. Первый ряд

Вот я
Вот я

Новый роман Фоера ждали более десяти лет. «Вот я» — масштабное эпическое повествование, книга, явно претендующая на звание большого американского романа. Российский читатель обязательно вспомнит всем известную цитату из «Анны Карениной» — «каждая семья несчастлива по-своему». Для героев романа «Вот я», Джейкоба и Джулии, полжизни проживших в браке и родивших трех сыновей, разлад воспринимается не просто как несчастье — как конец света. Частная трагедия усугубляется трагедией глобальной — сильное землетрясение на Ближнем Востоке ведет к нарастанию военного конфликта. Рвется связь времен и связь между людьми — одиночество ощущается с доселе невиданной остротой, каждый оказывается наедине со своими страхами. Отныне героям придется посмотреть на свою жизнь по-новому и увидеть зазор — между жизнью желаемой и жизнью проживаемой.

Джонатан Сафран Фоер

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги