Вот я

— Мы уже начали получать предложения от Пакистана, Ирана и, вот странность, — из Люксембурга.

— Предложения? — спросил Марк.

— Просят продать бомбу. — И тут же к Джулии: — Вы понимаете, верно?

Джулия неуверенно кивнула.

— Ну тогда объясните ему позже. Это же совсем другие пироги!

— Давай соберем детей, — сказала Джулия Марку.

— Я собираю одиннадцатый этаж, ты двенадцатый. Встречаемся в твоей комнате?

— Почему в моей?

— Хорошо, в моей.

— Нет, в моей нормально, я просто…

— В комнате Марка, — подвела итог Билли.

Марк двинулся к лифту. Билли на секунду задержала Джулию.

— Все хорошо? — спросила Билли, когда двери лифта закрылись.

— Непонятно, что делать с этим ядерным оружием.

— Нет, у вас.

— А что у меня?

— Все хорошо?

— А к чему вопрос?

— Кажется, будто вы вот-вот заплачете.

— Я? Нет.

— О, хорошо.

— Да я вроде не?..

Но может, и правда. Может, выдуманная тревога высвободила потаенные эмоции, связанные с тревогой настоящей. У нее в мозгу был центр травмы — она это знала и без доктора Силверса, потому что есть интернет. Самые неожиданные ситуации могли активировать этот центр, и тогда все мысли и все внимание устремлялись к нему. В его сердцевине скрывалось увечье Сэма. А в сердцевине сердцевины — воронкой, засасывающей все мысли и впечатления, — момент, когда Джейкоб внес Сэма в комнату со словами "у нас происшествие" и Джулия увидела больше крови, чем было на самом деле, но не услышала вопль Сэма и на мгновение, всего на мгновение, утратила власть над собой. На мгновение разорвалась связь со здравым смыслом, с реальностью, с ее собственным "я". Душа покидает тело в момент смерти, но есть и более полное опустошение — тело Джулии покинула всякая жизнь, когда она увидела текущую кровь своего ребенка.

Джейкоб посмотрел на нее сурово, холодно, как бог, и сказал, произнося каждое слово как отдельное предложение: "Возьми. Себя. В руки. Сейчас же". Все, за что она его ненавидела, собранное воедино, никогда не перевесит любви к нему в этот момент.

Он передал Сэма ей на руки и сказал:

— Позвоним доктору Кайзену по дороге в неотложку.

Сэм смотрел на мать с первобытным ужасом в глазах и вопил:

— Зачем это? Зачем это? — И умоляюще взывал: — Смешно. Смешно же, правда?

Она перехватила взгляд Сэма, решительно удержала его и не сказала "все будет хорошо" и не промолчала. Она сказала:

— Я люблю тебя, я с тобой.

Все, за что она себя ненавидела, собранное воедино, никогда не перевесит в ее сознании того, что в самый ответственный момент жизни ее ребенка она была хорошей матерью.

И тут, столь же мгновенно, как захватил, центр травмы отпустил ее. Может, он устал. Может, пожалел ее. Может, она отвела глаза, а когда вновь посмотрела, то вспомнила, что находится в реальном мире. Но как пролетели последние полчаса? Шла ли она по лестнице или ехала на лифте? Стучала в дверь к Марку, или там было открыто?

Обсуждение было в полном разгаре. Заметил ли кто-нибудь ее отсутствие? А ее появление?

— Краденое ядерное оружие не может быть товаром для обмена, — сказала Билли. — Мы хотим, чтобы эту штуку обезвредили, и без промедления, точка.

— Мы ее не крали. Но я полностью согласен с тем, что ты говоришь.

— Ее надо просто захоронить.

— Мы можем как-то использовать ее в мирных целях?

— Нужно отдать ее Израилю, — предложил мальчик в ермолке.

— Мать твою, давайте ее захороним в Израиле.

— Позвольте на секунду вмешаться, — сказал Марк. — Моя роль здесь не предлагать решения, а помогать вам ставить провокационные вопросы, и я предлагаю вам взять на зуб вот такой: нет ли какого-то важного варианта, который мы еще не рассматривали? Что, если мы оставим бомбу себе?

— Оставим бомбу? — спросила Джулия, явно обозначая свое присутствие. — Нет, оставить ее себе мы не можем.

— Почему не можем? — спросил Марк.

— Потому что мы ответственные люди.

— Давайте просто проиграем этот вариант.

— Неуместно играть, когда обсуждается судьба ядерной бомбы.

— Дай ему сказать, — вмешался Сэм.

Марк заговорил:

— Может, это шанс наконец самим решать свою судьбу? На протяжении почти всей своей истории мы зависели от внешних сил: были разменной монетой в игре португальских и испанских торговых колоссов, были проданы Германии, захвачены Японией, потом Штатами.

— Мы сейчас все платки промочим, — сказала Джулия, обращаясь к детям.

Ее шутки никто не понял.

Марк понизил тон, удерживая внимание слушателей:

— Я лишь говорю, что мы никогда не были независимы.

— В мировой истории не было ни одной полностью независимой страны, — сказала Джулия.

— О, вас уделали, — сказал Марку какой-то мальчуган.

— Исландия полностью независима, — возразил Марк.

— О, вас уделали! — сказал тот же мальчуган Джулии.

— Никто никого не уделал, — урезонил его Марк. — Мы думаем, как бы нам урегулировать весьма непростую ситуацию.

— Исландия — дыра, — сказала Джулия.

— Смотри, — продолжил Марк, — если я идиот, то единственный вред моего трепа — это три потерянные минуты.

— Я получила эсэмэс от Лихтенштейна, — объявила Билли, поднимая телефон, будто это факел, а сама она — статуя Свободы. — Предлагают сделку.