Вот я

Так что бар-мицва будет в синагоге, которой они оставляют по двадцать пять долларов каждое посещение, чтобы оставаться в числе прихожан на попечении молодого стильного рава, который, если уж определить точно, не был ни молодым, ни стильным, ни равом. Прием состоится в "Хилтоне", где Рейган оказался на волосок от того, чтобы избавить страну от своего присутствия и где Джулия с Сэмом представляли Микронезию. Группа будет такая, чтобы умела равно хорошо играть хору и рок. Разумеется, такой группы в истории живой музыки никогда не существовало, но Джейкоб понимал, что в какой-то момент просто хрупнешь припрятанную за щекой капсулу в надежде перестать что-то чувствовать. Темой — преподанной со вкусом и тактом — будет Сэмова семейная диаспора. (Эту идею подала Джулия, и если вообще это уместно как тема для бар-мицвы, то она подходила.) Гостей рассадят по столам, представляющим страны, по которым рассеялась семья: Америка, Бразилия, Аргентина, Испания, Австралия, ЮАР, Израиль, Канада, — и вместо рассадочной карточки каждый получит "паспорт" одной из стран. В оформлении столов будет отражена культура и достопримечательности страны — именно здесь вкус и такт подвергнутся самому серьезному испытанию, — а вместо вазы с цветами в середине стола будет фамильное древо и фотографии родственников, живущих сейчас в этой стране. На фуршете представят национальные блюда: бразильскую фейжоаду, испанские тапас, израильский фалафель, что-то, что едят в Канаде, ну и так далее. Сувенирами для гостей станут стеклянные шары со снегопадом, изображающие разные местности. В Израиле войны бывают чаще снегопадов, но китайцы умны и знают, что тупые американцы купят все. Особенно американские евреи, которые пойдут на все, кроме исполнения догм иудаизма, чтобы привить своим детям чувство принадлежности к еврейству.

— Я задал тебе вопрос, — напомнил Ирв, возвращая Джейкоба к спору, в котором только сам и участвовал.

— Вопрос?

— Да: почему?

— Почему что?

— Да что, это даже не важно. Ответ тот же, что и на любой вопрос о нас: Потому что в мире евреев ненавидят.

Джейкоб обернулся к Максу:

— Ты ведь понимаешь, что генетика еще не судьба, да?

— Как скажешь…

— Точно так же, как мне удалось избежать лысины, отметившей голову твоего деда, у тебя есть неплохой шанс ускользнуть от безумия, которое превратило небезнадежное человеческое существо в мужчину, который взял в жены мою мать.

Ирв громко страдальчески выдохнул, а затем со всем напором своей фальшивой искренности промолвил:

— А ничего, если я попробую высказать мнение?

Это рассмешило и Джейкоба и Макса. Джейкобу понравилось это чувство: внезапная общность отца и сына.

— Слушать, не слушать, решай сам. Но я должен снять камень с души. Мне кажется, ты впустую тратишь жизнь.

— И всего-то? — отозвался Джейкоб. — Я уж готовился к чему-то серьезному.

— Мне кажется, что ты грандиозно одаренный, тонко чувствующий и глубоко интеллектуальный человек.

— Отец семейства, мыслю я, чрезмерно возмущается.

— И ты сделал несколько крупных ошибок.

— Я думаю, ты сейчас имеешь в виду что-то определенное.

— Да, работу на этот мудацкий сериал.

— Этот мудацкий сериал смотрят четыре миллиона человек.

— A: Ну и что? Б: Каких четыре миллиона?

— И о нем хорошо отзываются критики.

— Те критики, кто пальцем в нос попасть не способен.

— И это моя работа. Так я обеспечиваю семью.

— Так ты делаешь деньги. Обеспечить семью можно иным способом.

— Надо было стать дерматологом? Это было бы достойное применение моему таланту, чувствам и интеллекту?

— Тебе надо делать то, что востребует твои способности и поможет выразить твою сущность.

— Я и делаю.

— Нет, ты ставишь точечки над i и дорисовываешь палочки на t в драконьих сагах каких-то людей, не достойных полировать твой геморрой. Ты не затем пришел на землю.

— И теперь ты мне расскажешь, для чего я пришел?

— Именно это я и собираюсь сделать.

Джейкоб пропел:

— "И где-то в детстве или позже я совершил что-то плохое".

— Как я собирался сказать.

— "И на высоком на коне мой папа Ирв, лей од лей од лей хи-ху".

— Ты остряк, мы это поняли, Франкенштейн.

— "А вот вредный совет нам всегда отрада".

На сей раз не давая вставить слова:

— Джейкоб, ты должен ковать на горне своей души не родившееся сознание своего народа.

Вялое:

— Ого.

— Да, ого.

— Не мог бы ты повторить еще раз и прокрутить, для задних рядов?

— Ты должен ковать на горне своей души не родившееся сознание своего народа.

— Разве печи Освенцима не сделали этого?

— Они разрушали. Я говорю о созидании.

— Я ценю внезапный кредит доверия, который ты мне выдал…

— Я забил доверху избирательную урну.

— …Но мой душевный горн не настолько горяч.

— Это потому что ты так сильно хочешь, чтобы тебя любили. Трение дает тепло.

— Даже не понял, что это значит.

— Это точно как в этой истории со словом на "н" в школе Сэма.

— Может, не будем впутывать сюда Сэма, — предложил Макс.

— И это точно так же всюду, куда ты ни посмотришь в своей жизни, — сказал Ирв. — Ты делаешь ту же ошибку, которую мы совершаем тысячелетие за тысячелетием…